– Не обижайтесь, мой дорогой. Вы знаете, что я совершенно беспристрастен. Никто не исполнил бы лучше моего поручения. Другие бы не сделали этого так хорошо, как вы. Но, все же, вы пропустили несколько важных пунктов. Каково мнение соседей об этом Эмберлее и его жене? Это, безусловно, очень важно. Что это за доктор Эрнст? Действительно ли он такой веселый парень, каким его себе представляешь? При ваших природных качествах, Ватсон, каждая дама будет вам помощницей и соучастницей. Что вы сказали бы про барышню в почтовом отделении или про жену зеленщика? Я представляю себе вас, болтающим о милых пустяках с молодой особой в «Синем Якоре», и получающим взамен нечто серьезное. Всего этого вы не проделали.
– Но это еще может быть сделано.
– Это было сделано. Благодаря телефону и помощи Скотланд-Ярда, я обычно могу получать нужные мне сведения, не выходя из этой комнаты. Наведенные мною справки подтверждают рассказ старика. Он пользуется в округе репутацией скряги и грубого, очень требовательного мужа. Достоверно то, что в его несгораемой комнате хранилась крупная сумма денег. Так же достоверно, что этот молодой доктор Эрнст, человек холостой, играл в шахматы с Эмберлеем и, вероятно, выиграл… его жену. Все это кажется совершенно ясным, и можно думать, что тут больше не о чем говорить… И все же!
– В чем же затруднение?
– Может быть, в моем воображении. Но оставим это пока, Ватсон. Бежим из этого скучного мира будничной работы боковым ходом – к музыке. Сегодня в Альберт-холле поет Карина, и у нас еще есть время одеться, пообедать и развлечься.
На следующий день утром я встал вовремя, но две яичные скорлупы и крошки хлеба сказали мне, что мой приятель встал еще раньше. Я нашел на столе нацарапанную записку:
«Дорогой Ватсон. Есть два или три вопроса, по которым я хочу связаться с мистером Джошуа Эмберлеем. После этого мы можем решить, оставить это дело или нет. Я только просил бы вас быть готовым в три часа, так как возможно, что вы мне будете нужны.
Я весь день не видел Холмса, но в назначенный час он вернулся серьезный, озабоченный и рассеянный. В такие часы было благоразумнее его не трогать.
– Эмберлей уже приходил?
– Нет.
– А! Я его жду.
Он не был обманут в своих ожиданиях, так как вскоре старик явился. Его суровое лицо было очень озабочено и выражало недоумение.
– Я получил телеграмму, мистер Холмс. Я ничего не понимаю, – он передал ее Холмсу, и тот прочел вслух:
«Приезжайте сейчас же без задержки. Могу дать вам сведения по поводу вашей недавней потери.
– Отправлено в два часа десять минут из Литль-Перлингтона, – сказал Холмс. – Литль-Перлингтон в Эссексе, кажется, недалеко от Фринтона. Вы, конечно, сейчас же поедете. Телеграмма, очевидно, от ответственного лица, местного священника. Посмотрите, Ватсон, когда отходят поезда?
– Один с Ливерпуль-стрита отходит в пять двадцать.
– Великолепно. Вам лучше всего будет ехать с этим поездом, Ватсон. Ему может понадобиться помощь или совет. Ясно, что мы подошли в этом деле к кризису.
Но наш клиент вовсе не торопился ехать.
– Это просто бессмысленно, мистер Холмс, – сказал он. – Что может этот человек знать о происшедшем? Это только трата времени и денег.
– Он не телеграфировал бы вам, если бы ничего не знал. Сейчас же телеграфируйте, что вы едете.
– Я не собираюсь ехать.
Холмс принял свой самый суровый вид.
– Это произвело бы весьма плохое впечатление на полицию и на меня самого, мистер Эмберлей, если бы вы отказались проследить дающуюся вам в руки нить. Мы сочли бы, что вы не относитесь серьезно к следствию.
Наш клиент, видимо, пришел в ужас от этих слов.
– Да, конечно, я поеду, если вы так смотрите на это, – сказал он, – Кажется нелепым, чтобы этот священник мог что-нибудь знать, но если вы думаете…
– Да, я
Прежде, чем мы вышли из комнаты, Холмс отвел меня в сторону и дал мне указания, которые доказывали, что он считал дело важным.
– Чем бы вы ни были заняты, смотрите, чтобы он непременно ехал, – сказал он. – Если бы он скрылся или вернулся домой, найдите ближайший телефон и передайте только одно слово: «Сбежал». Я устрою здесь так, что мне его передадут, где бы я ни был.