Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Мне бросились в глаза выбивавшиеся из-под его старой соломенной шляпы змеистые завитки поседевших волос, глубокие морщины на лице и выражение одновременно злобное и вопросительное.

– Очень хорошо, Ватсон. Что он сказал?

– Он начал излияниями о своем горе. Мы вместе пошли к дому, и я, конечно, внимательно разглядывал все вокруг. Я никогда не видел более небрежного хозяйства. Весь сад зарос сорной травой, производя впечатление полной заброшенности, когда растениям давали пробиваться более естественным, чем искусственным путем. Не знаю, как могла приличная женщина выносить такое положение вещей. У дома был в высшей степени неряшливый вид, и бедный старик, видимо, сознавал это. Он старался привести его в порядок, так как посреди зала стояло большое ведро с зеленой краской. Он ввел меня в свое пыльное святое святых, и мы долго беседовали. Старик, конечно, был разочарован, что приехали не вы сами. «Я не смел надеяться, – сказал он, – что такой ничтожный человек, как я, особенно после моих тяжелых финансовых потерь, заслужит полное внимание такого знаменитого человека, как мистер Шерлок Холмс».

Я уверил его, что финансовый вопрос и не возникал. «Нет, конечно, тут искусство ради искусства, – сказал он, – но даже с артистической точки зрения он мог бы найти в этом преступлении материал для изучения. А человеческая натура, доктор Ватсон, – это черная неблагодарность! Отказывал ли я когда-нибудь в ее просьбах? Лелеял кто-нибудь женщину, как я? А этот молодой человек – я относился к нему как к собственному сыну! Он был хозяином в моем доме. И вы видите, как они поступили со мной. Ах, доктор Ватсон, как ужасен, как ужасен мир»!

Это было темой его причитаний в течение часа или дольше. Он, как кажется, не подозревал ни о какой интриге. Они жили одни, и к ним только каждое утро являлась служанка, уходившая затем в шесть часов вечера. В этот самый вечер старый Эмберлей хотел доставить своей жене развлечение и взял два билета на балконе в Хеймаркетском театре. В последнюю минуту она сослалась на головную боль и отказалась идти. Он пошел один. Сомнения в этом факте как будто не могло быть, так как он показал мне неиспользованный билет, взятый им для жены.

– Это замечательно, весьма замечательно, – сказал Холмс. Его интерес к делу, казалось, возрастал. – Пожалуйста, продолжайте, Ватсон. Я нахожу ваш рассказ очень любопытным. Вы рассмотрели этот билет? Не заметили случайно номера?

– Да, я заметил, – ответил я с некоторой гордостью. – Это случайно был мой старый школьный номер – тридцать один, и поэтому застрял у меня в памяти,

– Великолепно, Ватсон. Его место, значит, тридцатое или тридцать второе?

– Совершенно верно, – ответил я заинтригованный, – и в ряду Б.

– Очень хорошо. Что он вам еще сказал?

– Он показал мне свою, как он назвал, несгораемую комнату. Это, действительно, несгораемая комната, точно в банке, с железной дверью и ставнями, вполне защищенная от воров, как он уверял. Оказалось, что у жены был второй ключ, и они унесли около семи тысяч фунтов, стерлингов в деньгах и ценных бумагах.

– В ценных бумагах? Как же они могли воспользоваться ими?

– Он сказал, что дал полиции список и надеется, что на продажу их будет наложен запрет. Около полуночи он вернулся домой и нашел дома разгром. Окна и двери были раскрыты, а беглецы исчезли. Они не оставили никаких писем, и он с тех пор ничего не слышал о них,

Холмс помолчал несколько минут.

– Вы говорите, что он красил. Но что он красил?

– Коридор, и уже покрасил дверь и рамы комнаты, о которой я вам говорил.

– Вам не кажется странным это занятие при таких обстоятельствах?

– Надо же делать что-нибудь, чтобы заглушить боль сердца. Это было его собственное объяснение. Конечно, это странно, но он, без сомнения, странный человек. Он в моем присутствии разорвал фотографию своей жены. Разорвал’ ее в порыве исступленной ярости. «Я не хочу видеть ее проклятого лица», – кричал он.

– Еще что-нибудь, Ватсон?

– Да, одна вещь поразила меня больше, чем все остальное. Я доехал до станции Блэкхис и попал там на нужный мне поезд. Когда поезд трогался, я увидел, как в соседний вагон вскочил человек. Вы знаете, Холмс, что я хорошо запоминаю лица. Это, без сомнения, был высокий черноволосый человек, к которому я обратился на улице. Я еще раз видел его у Лондонского моста и потом потерял его в толпе. Но я убежден, что он следил за мной.

– Несомненно! – сказал Холмс. – Высокий черноволосый человек, говорите вы, с пышными усами и в дымчатых очках?

– Холмс, вы колдун. Я не говорил этого, но на нем были дымчатые очки.

– И масонская булавка в галстуке?

– Холмс!

– Очень просто, дорогой мой Ватсон… Но вернемся к практической стороне дела. Должен сознаться вам, что случай, казавшийся мне простым до смешного и едва ли достойным моего внимания, очень быстро принимает совершенно иные очертания. Надо правду сказать, вы пропустили в данном поручении все важное, но даже и то, что было замечено вами, дает повод к серьезным подозрениям.

– Что же я пропустил?