Читаем Шелковый фонарь полностью

О-Ёмэ. Теперь, когда случается припадок, он даже нас с госпожой не признает… Подумайте, – родную дочь.

Доктор. Неужели?

О-Цую. О-Ёмэ говорит правду. Это так тяжело.

Доктор. Бедняжка! Представляю, как вам трудно. Столько времени ухаживаете за отцом, как самая преданная дочь – и вот: он даже не узнает вас!

О-Емэ. Когда господин в своем уме, и то не легко: настроение у него тяжелое, бранит весь свет и даже нас… Никого не хочет видеть.

Доктор. Что это? Раньше так не было.

О-Емэ. Да… вы столько времени не появлялись… за это время и произошло ухудшение.

О-Цую. От моего доброго, ласкового отца ничего не осталось. Я вспоминаю, как нежен он был всегда, как добр ко мне, и вдруг – что сделалось с ним!

Доктор. Я не мог раньше посетить вас, простите, О-Цую-сама. И, может быть, все это от моего недосмотра. Позвольте взглянуть на него. Можно?

О-Цую. Прошу, почтенный Мэйан. На вас вся надежда. К тому же он верит вам и любит вас… Пройдите и осмотрите его.

О-Ёмэ. Как хорошо, что вы пришли. Сегодня уже с утра старый господин ходил такой суровый, мрачный. Взгляд временами дикий. Увидел меня, пристально посмотрел и как закричит: «Кто это?» Едва уверила его, что это я – Ёмэ. А теперь заперся у себя и не выходит. Боюсь, не перед припадком ли все это.

Доктор. Тогда немедля позвольте мне пройти к нему. Проводи меня, О-Ёмэ.

О-Цую. Спасибо, доктор.

Доктор. Подожди меня, Синдзабуро! Я скоро вернусь. А ты пока поговори с О-Цую-сама. (Уходит, задвинув за собою перегородки.[17])

Молчание.

Синдзабуро (смущенно). Простите меня, О-Цую-сама, что так невежливо нарушил ваше уединение. Я бы никак не осмелился утруждать вас, если бы не достопочтенный Мэйан.

О-Цую. О нет, Синдзабуро-сама! Ваш неожиданный приход – радость для нас. Ведь я целыми днями вдвоем с О-Ёмэ. Кроме нее, у меня нет ни подруг, ни служанок.

Синдзабуро. А ваш батюшка?

О-Цую. Как вы слышали, он в последнее время почти не выходит. Когда у него припадок, к нему страшно приблизиться. А когда он в сознании, то никого не хочет видеть.

Синдзабуро. Я не имею права вас спросить… Но, может быть, вы все же объясните: отчего это? Что такое с вашим уважаемым батюшкой?

О-Цую. Мне тяжело рассказывать, Синдзабуро-сама! Разве вам не говорил почтенный Мэйан?

Синдзабуро. Нет…

О-Цую. Тогда я скажу… Хоть и не пристало мне утруждать своим горем других. Но вы так добры… Отец мой – безумен!

Синдзабуро. Безумен?

О-Цую. У него помутился разум, и уж давно…

Синдзабуро. Отчего же?

О-Цую. Не спрашивайте, Синдзабуро-сама! Это такая ужасная история! Мне не хочется даже вспоминать.

Синдзабуро. Прошу прощенья, О-Цую-сама, если я коснулся душевной раны. Но поверьте: я осмелился спросить только из участия к вам, из самого искреннего участия.

О-Цую. Я верю, Синдзабуро-сама. У вас такое доброе лицо. Такой ласковый голос… Я давно уж не слышала такого голоса… Отец мой или угрюмо молчит, или, когда на него находит болезнь, бранит всех и вся.

Синдзабуро. Вы говорите «находит». Значит, безумие его не постоянно?

О-Цую. Нет, только временами с ним случаются дикие припадки. И тогда он страшен становится… О, как страшен!

Синдзабуро. Когда же с ним это происходит?

О-Цую. Тогда, когда он вспоминает про тех людей…

Синдзабуро. Про тех людей?

О-Цую. Вы их не знаете… Про О-Таму и Дайскэ.

Синдзабуро. Я не слыхал про таких… Кто они?

О-Цую. Все это так грустно… Но раз вы желаете узнать, значит, хотите принять на себя часть нашей печали.

Синдзабуро. Я готов принять всю вашу печаль, чтоб вы, О-Цую-сама, стали радостной и счастливой.

О-Цую. Так слушайте. Тогда мы еще жили в столице… Отец занимал важный пост. Он был начальником дворцовой стражи. Весь день был во дворце сегуна. И сёгун был милостив к нему. Все завидовали судьбе могучего Хэйдзаэмона. И жили мы – отец, мать и я – в роскоши и почете…

Синдзабуро. Ваша матушка…

О-Цую. Она скончалась… О, Синдзабуро-сама! Это и явилось началом наших бед.

Синдзабуро. Бед? Какие ж беды обрушились на вас, О-Цую-сама?

О-Цую. Отошла в иной мир матушка… Остались мы одни с отцом и… Синдзабуро-сама, Синдзабуро-сама! Мне тяжело, мне больно!

Синдзабуро. Прекрасная, бедная О-Цую-сама! Как мне помочь вам? Как облегчить ваше горе?

О-Цую. Отец сначала чтил память матери. Потом, ведь это всегда бывает так… приблизил к себе… У нас была домоправительница… Она сумела расположить к себе отца. Он взял ее в наложницы![18]

Синдзабуро. И она стала обижать вас?

О-Цую. О, нет! Отец слишком любил меня, чтоб дать в обиду… Нет, она замыслила недоброе на него самого.

Синдзабуро. На вашего отца?

О-Цую. На него. Она польстилась на наше богатство. Впрочем, не одна она. Батюшка был уже в годах, и у нее вскоре оказался сообщник: молодой племянник моего отца, Дайскэ, живший у нас же в доме.

Синдзабуро. Негодяй!

О-Цую. Они и сговорились умертвить отца, чтобы потом завладеть его имуществом. Он бы наследовал по закону, а она вышла бы за него замуж.

Синдзабуро. Гнусные преступники!

Перейти на страницу:

Все книги серии Японская драматургия

Шелковый фонарь
Шелковый фонарь

Пьеса «Шелковый фонарь» представляет собой инсценировку популярного сюжета, заимствованного из китайской новеллы «Пионовый фонарь», одной из многочисленных волшебных новелл Минской эпохи (1368 – 1644), жанра, отмеченного у себя на родине множеством высокопоэтичных произведений. В Японии этот жанр стал известен в конце XVI века, приобрел широкую популярность и вызвал многочисленные подражания в форме вольной переработки и разного рода переложений. Сюжет новеллы «Пионовый фонарь» (имеется в виду ручной фонарь, обтянутый алым шелком, похожий на цветок пиона; в данной пьесе – шелковый фонарь) на разные лады многократно интерпретировался в Японии и в прозе, и на театре, и в устном сказе. Таким образом, пьеса неизвестного автора начала ХХ века на ту же тему может на первый взгляд показаться всего лишь еще одним вариантом популярного сюжета, тем более что такой прием, то есть перепевы старых сюжетов на несколько иной, новый лад, широко использовался в традиционной драматургии Кабуки. Однако в данном случае налицо стремление драматурга «модернизировать» знакомый сюжет, придав изображаемым событиям некую философскую глубину. Персонажи ведут диалоги, в которых категории древней китайской натурфилософии причудливо сочетаются с концепциями буддизма. И все же на поверку оказывается, что интерпретация событий дается все в том же духе привычного буддийского мировоззрения, согласно которому судьба человека определяется неотвратимым законом кармы.

Автор Неизвестен

Драматургия
Красильня Идзумия
Красильня Идзумия

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.«Красильня Идзумия – прямой отклик на реальные события, потрясшие всю прогрессивно мыслящую японскую интеллигенцию. В 1910 году был арестован выдающийся социалист Котоку Сюсуй и группа его единомышленников, а в январе 1911 года он и одиннадцать его товарищей были приговорены к казни через повешение (остальные тринадцать человек отправлены на каторгу) по сфабрикованному полицией обвинению о готовившемся покушении на «священную императорскую особу». Излишне говорить, что «Красильня Идзумия», напечатанная в журнале «Плеяды» спустя всего лишь два месяца после казни Котоку, никогда не шла на сцене, хотя сам Мокутаро Киносита впоследствии утверждал, что его единственной целью при написании пьесы было передать настроение тихой предновогодней ночи, когда густой снегопад подчеркивает мирную тишину и уют старинного провинциального торгового дома, так резко контрастирующий с тревогами его обитателей. И все же, каковы бы ни были субъективные намерения автора, «Красильня Идзумия» может считаться первой попыткой национальной драматургии вынести на подмостки нового театра социальную проблематику Японии своего времени.

Мокутаро Киносита

Драматургия / Стихи и поэзия
Загубленная весна
Загубленная весна

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.Одной из первых японских пьес для нового театра стала «Загубленная весна» (1913), написанная прозаиком, поэтом, а впоследствии и драматургом Акита Удзяку (1883–1962). Современному читателю или зрителю (в особенности европейскому) трудно избавиться от впечатления, что «Загубленная весна» – всего лишь наивная мелодрама. Но для своего времени она и впрямь была по-настоящему новаторским произведением, в первую очередь хотя бы потому, что сюжет пьесы разворачивался не в отдаленную феодальную эпоху, как в театре Кабуки, а в реальной обстановке Японии десятых годов.Конфликт пьесы строился на противопоставлении чистого душевного мира детей, девочки и мальчика, из обеих семей несправедливому, злобному миру взрослых, разделенных непримиримой враждой, что и дало, вероятно, основание критике провести аналогию между этой пьесой и… «Ромео и Джульеттой» Шекспира. Любопытно отметить, что в годы реакции во время второй мировой войны «Загубленная весна» была запрещена к исполнению, так как якобы искажала «дух солидарности», обязательный для соседей, а тема чисто детской любви, зарождающейся между двенадцатилетним Фудзиноскэ, сыном аптекаря, и четырнадцатилетней Кимико, дочерью податного инспектора, была сочтена неуместной сентиментальностью и попросту вредной.

Акита Удзяку

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги