— У меня нет прямых оснований кого-либо подозревать в грабеже, — продолжил Семен Васильевич. — Но очевидно, что в квартире Николая Сергеевича похозяйничал субъект, хорошо его знающий и имеющий возможность подкараулить, когда беспечный сосед отлучится, оставив свою дверь незапертой. Есть в привычках Николая Сергеевича легкомысленность, есть. Он, видите ли, верит в Союз Коммунистических Цивилизаций Космоса — все это он с большой буквы пишет, — забывая, что коммунизма еще и на Земле-то вообще нет. Не было и нет, кроме военного. Военный коммунизм... Вот ведь объединились два слова на заре Советской власти, два словечка, одно из которых товарищ Новиков терпеть не может, а второе с детской наивностью обожествляет. — Семен Васильевич перевел дух, повторил, задумавшись: — Союз Коммунистических Цивилизаций Космоса... — И повел свою мысль дальше: — Но не будем винить нашего Сен-Симона за его идеи и мечты, а лучше оглянемся окрест и определим, кто еще мешает в борьбе за превращение сказки в быль. — После этих слов профессор заметил отлив раздражения, сердце заработало в привычном, здоровом режиме. Он вылез из кресла, подошел к окну, за которым царила весна, молодцеватым движением согнал с плеч сутулость. — Юличка, отнесись к моим словам с пониманием и не торопись со свойственной юности заносчивостью отвергнуть их. Юля, поинтересуйся, быть может, Шаих или Ринат просто на время взяли монеты или открытки, посмотреть, показать кому-либо. Так, без задних мыслей. Возможно, это вовсе и не ограбление... И не стоит бить тревогу. Ага, Юлия?
— Хорошо, — ровно ответила Юлия. — Но я хочу сказать, папа, что Шаих с Ринатом, считаясь друзьями Николая Сергеевича, достойны его дружбы. И не в их правилах брать чужие вещи без спроса, хотя бы и на время.
— У них есть правила?
— Есть, папа. Это честные люди. И одного из них, и ты знаешь, кого, я люблю.
— В каком смысле?
— В прямом: лю-блю-ю...
Семен Васильевич задохнулся от бесстыдного и наглого заявления дочери.
— Тебе еще рано об этом заикаться. Рано! Я понимаю: поддерживать дружеские отношения. А то — люблю. И ведь язык поворачивается после моих слов сомнения! Разумеется, я знаю, что ты с ним, как это у вас говорится, хо-одишь. О том вся округа судачит. Потому я и вмешиваюсь. Мне небезразлична твоя судьба, пойми! Я не хочу, чтобы ты повторила подвиг братца. Не для того я вас растил. Во всяком случае не для Шаиха Шакирова с Раей — не знаю ее фамилии. Вот дожили! — Семен Васильевич схватил телефонную трубку, чуть не опрокинув аппарат на пол, набрал по памяти номер. — Милиция? Петр Изотыч? Дубов, ты?
— Мне можно идти, папа? — спросила Юлия.
— Ступай, ступай... И подумай хорошенько.
— Я знаю, кто спер саквояж с открытками. И монеты, и иконы, — сказал Шаих, когда мы вышли с ним от Пичугиных, точнее, от больного Кияма-абы. — Гайнан... Это его работа. Точно.
— Ты просто его ненавидишь.
— Нет, Ринат, несколько серебряных монет я у него уже раньше видел. И предупредил, что молчать не буду. Но он... Ты его не знаешь, никто его не знает, это такой жук навозный, такой жук... Его голыми руками не возьмешь, и он, гад, этим пользуется, в глаза смеется, гадит, ворует, пропивает и смеется. Видишь, он не только не вернул те монеты Николаю Сергеевичу, а он ведь что выкинул. Наплевал на мои предупреждения. Разыгрался, ох, разыгрался у него аппетит.
По дороге мы встретили Кольку Титенко. Он сообщил новость: Алик Насыбуллин начал тренироваться в команде мастеров «Искры», зато бросил футбол Сашка Пичугин.
— А ведь классный футболист мог получиться. Потерял из-за бабы голову!
Титенко не прочь был еще язык почесать, но мы радостей его и огорчений не разделили.
— Бывай здоров, Колян, торопимся.
Первым делом все-таки, убедил я Шаиха, надо зайти к Николаю Сергеевичу, чтобы точно выяснить, что к чему, когда и как обнаружил он пропажу коллекций, кто, кроме нас, заходил к нему в последнее время. Не успели столковаться, как из переулка на нас выскочил ошалелый Киляля:
— Жбана в милицию забрали!
— За что? — удивленно спросил Шаих.
— На Сорочке[17] какие-то иконы толкал.
— Все ясно.
— Чего ясно? Айда сходим к Ханифу, он же друг наш„ пусть выручает. Жбан в долгу не останется.
— Все ясно, — повторил Шаих. — Вот, значит, кто в дровяник слазил. Пошли, Ринат.
— Вы че-е, мужики? А как же Жбан?
— Твой Жбан — баран... — Шаих хотел еще что-то добавить, но не подобрал нужных слов, махнул рукой, и мы с ним пошли.
— Эх вы, куры, — полетело нам вслед. — Мало вас Жбан берендерил!
Шаих обернулся, но Киляля уже смазал пятки — исчез так же быстро, как и появился.
Николая Сергеевича мы увидели, но поговорить не смогли. Он был во дворе. Весь дом толпой был во дворе. Даже нелюдимая Милочка выбралась с кошкой на руках. Не было лишь Рашиды-апы, она уехала еще на прошлой неделе в деревню.
У раскрытых ворот, забравшись на тротуар, стоял милицейский сине-красный «бобик».