Шеф-повар Александр Красовский 3

Конечно, я сразу понял, для чего советнику понадобилось тащить меня на эту встречу, но он не подозревал, что этим здорово помог моим планам.

Но рассказывать об этом своему земляку я не планировал. Как и то, что не собираюсь возвращаться в Советский Союз. Вполне возможно, что меня не обманывали, и квартиру могли предоставить и в члены союза писателей приняли. Я бы смог пользоваться домами отдыха, дачами, и прочими благами союза. Но за это все валюту министерство культуры оставляло себе любимому, а мне выдавало бы только рубли,

Конечно, я бы смог купить на них дефицитную автомашину, через спецраспределитель достать импортные шмотки, но за эти привилегии моими доходами распоряжалась страна. А я этого не хотел.

В этом предложении меня насторожил тот факт, что Соловьев даже не намекнул на мое отношение к КГБ. Неужели он не знал об этом? Странно, человек на такой должности не может не иметь связи с органами. Или, что проще всего, как обычно правая рука не знает, что делает левая.

И те кто принимал решение о моем возвращении на Родину просто не были в курсе, что я считаюсь осведомителем КГБ.

Беседа с ректором продлилась около часа, а потом, мы втроем отправились в зал главного корпуса, где сейчас шла очередная репетиция народного театра.

Зашли мы не вовремя. Паули Ринне злой, как чёрт пытался показать молодому пареньку, как нужно читать его роль.

Увидев нас, он воскликнул:

— Ого! На ловца и зверь бежит! Саша быстро иди сюда. Сейчас покажешь моим подопечным, как надо играть этот отрывок.

Взяв в руки лист со стихами, я прочитал знакомые строки.

— Вы, что Куллерво, собираетесь ставить? — спросил я у Ринне.

Тот усмехнулся.

— Почему бы финскому режиссеру не ставить с финскими актерами спектакль на тему Калевалы. Иди на сцену и покажи этому недоноску, как надо играть свою роль.

Естественно, мы разговаривали на финском языке, только слово недоносок Паули сказал на русском. Видимо, запал у него напускной, специально держит своих подопечных в напряжении.

Взяв с собой на всякий случай листок с текстом, я поднялся на сцену и посмотрел на режиссера. Ректор и Соловьев молча наблюдали за происходящим.

— Начинай! — скомандовал Ринне.

Я закрыл глаза, сосредоточился и медленно начал говорить, стараясь передать эмоции простого деревенского парня выросшего рабом.

Через несколько секунд окружающее перестало для меня существовать, я слышал только свой голос, эхом отдающийся от стен зала.

Когда закончил читать стихи, тишина стала еще пронзительней.

Открыв глаза, я увидел лица ребят, обращенные на меня. Светловолосый паренек роль, которого Ринне передал мне, смотрел на меня, открыв рот, а его соседка, вытирала слезинки.

— Вы поняли? Поняли, как надо играть? — воскликнул Паули Ринне.

Помолчав, он обратился ко мне.

— Сашка, я ведь от тебя теперь не отстану. И хотя ты ныне заделался великим писателем, ты вполне можешь стать великим актером. Это я тебе говорю.

В нашу беседу бесцеремонно вмешался советник по культуре.

— Александр, это было нечто! Я финского языка не знаю, но это было потрясающе сыграно.

Ринне посмотрел на советника и спросил, налегая на акцент.

— Простите, а вы, собственно, кто такой?

Пока они разбирались, кто есть кто, ко мне подошел ректор. Седой представительный швед, настоящий полковник, как сказала бы Алла, горячо потряс мне руку и заявил, что в первый раз видит такого талантливого человека и очень жалеет, что такой кладезь талантов не учится у него в университете.

— Ха, — это ты друг, очень вовремя сказал, — подумал я. — Сейчас я тебя поймаю на слове.

Глава 23

К сожалению, поговорить с ректором не удалось. Его перехватил взволнованный подчиненный, зашедший в зал, и увел в сторону, что-то тихо ему говоря на ухо.

После этого ректор удалился, сославшись на неотложные дела, правда, перед этим извинился перед Соловьевым за непредвиденные обстоятельства, все-таки тот был советником посольства Советского Союза, великой страны, второй по мощи в мире на это время, а не какой-то там России, которую можно посылать во все места без стеснения.

Ринне дал задание своим ученикам, и мы втроем уселись на сиденьях первого ряда и Дмитрий Федорович начал беседу, поинтересовавшись, как сам режиссер оценивает свои успехи, и что планирует делать дальше.

Я сидел в это время и размышлял, как человек, недавно разговаривающий с ректором университета на понятном человеческом языке, вдруг начинает говорить привычными газетными штампами, общаясь со своими соотечественниками.

Ринне, кстати, слушал его без особого внимания, и даже рискнул зевнуть несколько раз, периодически кидая взгляды в сторону своих студентов, отрабатывающих диалоги.

Дмитрий Федорович все же был не дурак, и после второго зевка просек, что его идеологическая накачка пропадает впустую, поэтому быстро завершил разговор и, сказав, что ему еще предстоит возвращаться в Стокгольм, собрался уходить, даже не предложив подвезти меня до работы.

Ну, не подвез и ладно, виски больше не налью. Глянув на часы, я решил, что возвращаться в ресторан не стоит и, позвонив туда, принял активное участие в репетиции.