Шарм

Судя по его тону, он не так уж расстроен тем, что городской совет с ним не согласился. Более того, похоже, он заранее злорадствует, поскольку, если что-то пойдет не так, он сможет потом еще долго упрекать в этом. Но, когда он бросает взгляд на меня и видит, что я пристально смотрю на него, он сокрушенно качает головой и напускает на себя недовольный вид, который ничуть не убеждает меня.

Повернувшись к Хадсону, я вижу, что он думает о том же. Мне становится немного не по себе, и я начинаю гадать, не кроется ли за всем этим нечто такое, о чем мы не знаем. Но, с другой стороны, так ли важно, есть ли у мэра конфликт с городским советом или нет? То есть да, поскольку мы теперь жители Адари, в долгосрочной перспективе это могло бы создать для нас неудобства, – но для достижения нашей нынешней цели, состоящей в том, чтобы убить второго дракона, это не имеет значения.

Во всяком случае, если мы найдем способ удержать людей от выхода на улицы и тем самым избежать жертв. А за последние три месяца мы постарались выработать такой план, чтобы все остались в безопасности.

– А что, если городской совет прав? – спрашивает Оребон. – Что, если мы сделаем все это, а дракон не прилетит?

– Дракон прилетит, – говорит мэр.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю я, прищурив глаза.

– Дракон прилетит, – повторяет Суил тоном, не терпящим возражений. – Я точно это знаю. Мы должны сделать только одно – убить его, когда он вернется.

Говоря «мы», он явно имеет в виду нас с Хадсоном и наших друзей, а не себя самого, но я не стану придираться к словам.

Честно говоря, хоть он и волшебник, вряд ли от него был бы какой-то толк. За все это время он не проявил никаких магических талантов, так что мы с Хадсоном даже в шутку предположили, что званием «волшебника времени» он наделил себя сам, как и званием «мэра». Либо так и есть, либо его магия действует только на его гардероб.

Мы тратим еще несколько минут, обговаривая детали нашего плана, чтобы удостовериться, что мы подготовились максимально хорошо. Затем, когда все уходят, мы с Хадсоном начинаем подниматься в наш номер.

Идя по лестнице, мы не разговариваем, потому что говорить не о чем. Мы не говорим и о схватке с драконом, хотя можем думать только об этом.

Но когда мы поднимаемся на наш этаж, я смотрю в окно в конце коридора. В Норомаре закат может длиться часами, и я с удовольствием наблюдаю за тем, как солнце начинает медленно садиться впервые за три месяца.

– Красиво, правда? – тихо говорит Хадсон.

Я вздыхаю:

– Да, красиво. Но плохо, что мысль об этой красоте напоминает мне, как я была залита драконьей кровью.

– Будем надеяться, что на сей раз мы этого не допустим. – В его тоне нет ни капли беспечности, и видно, что он очень серьезно относится к тому, что нам предстоит завтра.

И неудивительно – ведь сама я настроена так же.

– Да, будем надеяться.

После того как мы входим в наш номер, я быстро принимаю душ, а когда возвращаюсь в спальню, Хадсон уже лежит в кровати и улыбается при виде меня.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но это нелегко, ведь я ужасно боюсь, что завтра погибнет еще один человек, которого я люблю. К глазам подступают слезы, но я смаргиваю их. Я не стану плакать. Не стану.

– О, Грейс. – Хадсон садится и, как только я ложусь, обвивает рукой мою талию и нежно притягивает меня к себе, пока моя спина не прижимается к его груди. – Что я могу сделать? – спрашивает он, и в его голосе звучат успокаивающие нотки.

Прежде чем я успеваю ответить, Дымка встает со своего места на полу, ворча направляется в ванную и захлопывает за собой дверь.

– Да, она определенно умеет донести свою точку зрения, – замечает он.

– Это точно.

Он убирает с моего лица кудри:

– Ты мне не ответила. Что мне для тебя сделать?

– Ничего, – чуть слышно говорю я. – Ничего не надо делать. Я в порядке.

Он не отвечает – вероятно, потому что пытается придумать, как подипломатичнее сказать мне, что, судя по моему виду и тону, я точно не в порядке. Правда, он и сам выглядит не лучшим образом, так что, возможно, дело не в этом.

В конечном итоге он просто продолжает прижимать меня к себе, гладя мою руку. Затем говорит:

– Стало быть… ты беспокоишься из-за того, что произойдет завтра?

– Если под «беспокоишься» ты подразумеваешь «охвачена ужасом», то да, я беспокоюсь.

Я чувствую, как он улыбается, припав губами к моей щеке:

– Я тоже беспокоюсь.

– Чушь, – фыркаю я. – Ты ничего не боишься.

– Это не так. – Его улыбка гаснет.

– За все время, что я тебя знаю, я никогда не видела, чтобы ты боялся. Я видела тебя в ярости, это точно. Видела тебя озабоченным. Но чтобы ты боялся? Нет, такого я не видела никогда.

– Тогда ты наблюдала за мной не очень-то внимательно, потому что несколько раз я был в ужасе, – говорит он.

Я смотрю на него с прищуром, вспоминая все время, которое мы провели вместе. Затем спрашиваю:

– И когда это, по-твоему, было?

– Это происходило всякий раз, когда мне казалось, что я могу тебя потерять, – отвечает он.

– Хадсон. – Я поворачиваюсь к нему, беру его лицо в ладони и целую, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и весь свой страх.

Он почти сразу отстраняется: