Шапка Мономаха

Олег, взъярясь, вцепился в вотолу кудесника, рванул на себя.

– Без боя взял, без боя и отдал. Своих обетов на меня более не вешай!

– Богам нужны дары! – Беловолод дал ему отпор суровым взглядом. – Принеси жертву, княже.

– Тебя велю принести в жертву, – сердясь, обещал Олег. Обещал и брату: – Из Суздаля уж никуда не побегу.

Однако слова неведомого старца, явившегося Ярославу, гнули волю князя в дугу. И в Суздале он долго не просидел. Новгородцы торопились догнать его. В летнее время Олег бы еще попытался оборонить град, укрытый с трех сторон реками. Но теперь лед вымостил подходы к валам со стенами, а каково томиться в осадном сидении, князь уже испытал в Стародубе.

– Вот и кончилось мое ростовское княжение, – усмехался сам над собой Олег. Он стоял на стене детинца и прощально смотрел на речку Каменку, блиставшую на солнце серебряной броней. – Чем отпраздновать это завершение? Чем отблагодарить братца Володьшу за щедрость и гостеприимство?

Справа из-за стены виднелись темные кровли посада, высокими столбами стояли печные дымы. Суздальцы, в отличие от ростовцев, показали ему зубы, когда он натиском брал их город. Нашлось много противников и на посаде. Уже после, войдя в ворота, он силой смирил градских. Одних посажал в темницы, других ограбил и выгнал.

Не хотелось князю, чтобы суздальцы радовались его посрамлению.

– В полон взять их, что ли? – размышлял Олег. – Кого не продам в Муроме, тех отошлю весной в степь.

– Отяготимся рабами, князь, – отсоветовал боярин Колыван Власьич. – Мстислав за полоном пуще погонится, не уйдем от него. Да и тут время потеряем. Уходить надо.

– Запали город, княже! – вдохновился Беловолод. – Отблагодари суздальцев огненным знамением.

– А что! – задумался Олег. – И отблагодарю!

– И новгородцам пристанища не дашь, – одобрил боярин. – Повернут вспять от пожарища.

– К делу, Колыван, – заторопился князь…

Последними занялись пламенем Дмитровские ворота, которыми покинула город дружина. Перейдя по льду реку, Олег остановился последний раз посмотреть на Суздаль. Скакали, догоняя своих, отроки, пускавшие в городе красного петуха. Пожарище разрасталось, обводя заревом небо над городом. Из заборол высовывались языки, плескали на ветру как алые стяги.

– Зачем, брат? – уныло спросил Ярослав, ужасаясь зрелищу.

– А разве в латынах не жгут неприятельских градов? – желчно спросил Олег. – Король Генрих воюет небось не молитвой и не крестом смиряет своих князей.

– Генрих еретик, а ты христианин. Тебе бы жалеть человеческие души.

– Убирайся в Смоленск и там подпевай на богомолье брату Давыду, – озлился Гориславич. – Но тогда и Мурома себе не требуй.

– Я останусь с тобой, – упрямо молвил Ярослав.

Хвост дружины уже скрылся в ближнем лесу, через который шла дорога. У реки остался один волхв. Он досадовал, что князь не вспомнил о заречном монастыре, хотя тот стоял на виду и крестом упирался в небо. Его тоже следовало сжечь дотла – вымести прочь чернеческий дух, очистить место, где прежде поклонялись Велесу.

От дороги к монастырю вела натоптанная тропа. До тына ему оставалось полсотни шагов, когда из ворот высыпало несколько чернецов. Беловолод ничком упал на сугроб, чтобы не заметили его. Но монахи были заняты взволнованным гляденьем на пожар, и на взметнувшуюся со снега фигуру не обратили внимания. Волхв вприпрыжку добежал до ворот, осмотрел пустой двор и припустил к церкви. Обогнул деревянное строение, пал на колени в сугроб и стал выковыривать из пазов болотный мох. Накрошив горку, принялся с бормотаньем заклятий высекать огонь.

Искры вылетали из огнива, мох дымился, но огонь не появлялся. Распарясь от усилий, волхв умылся снегом и продолжил. Кремень перестал давать даже искру. Беловолод стал тереть камни о вотолу, потом снова зачиркал о кресало. Высеченная искра попала на вотолу, рыжий мех затлел огоньком. Кудесник не раздумывая засыпал его снегом. Болотный мох не загорался.

– Не получается? – раздалось сзади.

Беловолод, увлекшись, не обернулся.

– Всуе трудишься, человек. Господь сказал: без Меня не можете ничего творить. Помолись Богу Единому, может, Он подаст тебе огонь.

Волхв повернулся всем туловищем к говорившему. Перед ним стоял поп, начальствующий над другими попами, пискуп с нагрудным знаком власти. Но ни один пискуп не умел внушать такого ледяного ужаса, как этот.

– Не бойся, я не морок и не навий дух.

– Уйди, пискуп, – прохрипел Беловолод, отвернулся и, призывая богов, стал бешено сечь огниво.

– Нет тебе попущения жечь обитель. И заклятия твои не помогут.

Бросив камни, волхв подскочил и с криком побежал к воротам. Монашек, видевший его бегство, в удивлении заглянул за церковь. Кроме кучки мха и развороченного сугроба сперва ничего там не нашел. Но подойдя ближе, заметил странные следы на нетронутом снегу – две оплывшие продолговатые и неглубокие вмятины, будто от чего-то горячего. Монашек долго стоял над ними, не зная, чему приписать все это.