Шалинский рейд

К июню 2000 года вооруженные силы Ичкерии были в общем и целом разгромлены.

Знаете, доктор, я ведь был там. В школе. После, после. Совсем недавно. В саму школу я не заходил. Я постоял в школьном дворе. Обошел здание. Потом по беговой дорожке, вдоль футбольного поля. И маленький школьный парк.

И в школьном парке у меня было видение. Вас это наверняка заинтересует. Ведь вы спрашивали, не случаются ли у меня галлюцинации. Я ответил: нет, кажется, нет. Просто иногда я вижу прошлое. Иногда я вижу будущее. Иногда я вижу то, чего нет, но что могло бы быть, если бы не. Еще, бывает, я вижу то, что видел бы другой, если бы он, другой, был жив, а я нет. Если бы не получилось наоборот. А галлюцинации? Нет, галлюцинаций со мной не случается.

Школа… да… школу отремонтировали. Поставили новую крышу, накрыли красной металлической черепицей. Заложили кирпичом пробоины, облицевали стены пластиковым сайдингом нежного кремового цвета. Вставили белые пластиковые окна.

Двор был раньше заасфальтирован. Теперь выложен узорной плиткой.

И ничего больше нет. Ни царапин от осколков, ни воронок. Все скрыто, спрятано, под узорной плиткой, под нежным пластиковым сайдингом.

А вот асфальт беговой дорожки – он остался тем же самым, по которому бегал наш класс, сдавая нормативы на уроках физкультуры. И футбольное поле. Те же самые ворота из толстых сваренных буквой “П” труб, врытых глубоко в землю, те же самые, ничего с ними не сталось, за все это время… за все это время… а сколько его прошло?

Деревья в школьном парке. Тополя. Их стало меньше. Те, что стояли ближе к школе, вдоль двора, были изуродованы снарядами, минами, гранатами. Их спилили под корень. И даже выкорчевали пни. Чтобы не портили общего чудесного вида.

А те деревья, что были подальше, что росли рядом с футбольным полем, они почти все уцелели. Те же самые деревья. Теперь они стали старше. Их стволы потолстели. Годовые кольца, помню, мы изучали на уроках ботаники. Годовых колец стало больше. На сколько?..

Я стоял у края парка и поля, на беговой дорожке, на линии, по одну сторону которой было написано “СТАРТ”, а по другую “ФИНИШ”, только буквы были перевернуты, если смотреть со стороны старта, а со стороны финиша – наоборот, перевернутыми казались буквы старта, я стоял на черте, я смотрел в парк, в деревья, я видел школу, видел детей, подростков, они вышли во двор фотографироваться на память, синие юбки до колен и брюки, белые блузки и рубашки, банты, алые ленты “ВЫПУСКНИК” через плечо, они смеялись, был май, май, май, снова май, снова последний звонок, и выпускной, и школьный бал, и солнце, и синее небо, и цветы, и глаза, сияющие, как солнце, синие, как синее небо, нежные, как лепестки роз, и розы, нежные, как твоя ладонь, к которой я не должен был прикасаться, но ты сама коснулась моей руки и смотрела в мои глаза, и тогда я…

Упал в обморок.

Но я не упал.

Я стоял. Нет, у меня не потемнело в глазах. Скорее, все сияло и искрилось. И было такое… счастье. Знание. Вечность.

Да, доктор, вы совершенно правы. Схожие ощущения описывают больные эпилепсией. Я тоже про это читал… предвестники… да, знаю… это обычно перед припадком. Но у меня не было припадка. Я не упал на землю, не бился в конвульсиях, у меня не текла пена изо рта, и мне не оказывали первую помощь, вытаскивая провалившийся в глотку язык.

Я стоял на этой линии, белой. Я смотрел на школьников. Сначала мне просто стало казаться, что… вот этот кучерявый мальчишка – это же Анзор! С моего класса. А та рыжая девочка… с двумя хвостиками… конечно, Лариса! В общем, я узнавал своих одноклассников и одноклассниц. Узнавал учившихся в одно время со мной в параллельных классах, или на класс-другой младше меня. Всех, кого я мог видеть здесь, на этом самом месте, но тогда.

Двадцать. Ровно двадцать лет назад.

Ровно двадцать лет назад, когда у меня был последний звонок, выпускной, школьный бал.

И, доктор, я вовсе не думал, что я и вправду их вижу. Я помнил, что прошло двадцать лет и теперь мои школьные товарищи, те, кто остался жив, выглядят… несколько иначе, да. Как и я сам.

Я понимал, что, наверное, просто похожи… просто случайность… так получилось… или, может, родственники. Даже дети.

Но я вглядывался, я искал еще одного… вы понимаете. Я… искал себя.

Но меня не было.

Все были, а меня не было!

И мне стало грустно, мне даже захотелось заплакать, и я заплакал.

А чтобы никто не видел, как я плачу, ведь это стыдно, я почти что взрослый, скоро закончу школу, а плачу – совсем как ребенок, чтобы никто не видел, я спрятал лицо в ладони.