Шахта

Где-то в здании один из жильцов, которого Джонатан никогда не встретит, крикнул в ответ, чтобы он заткнулся на хуй.

Конец удлинителя быстро спускался вниз. Хор греческой трагедии. Помощь, ниспосланная свыше самим Богом. Джонатан поскользнулся и неуклюже шлепнулся в воду.

Вытерев глаза, он увидел безглазую вытянутую морду, которая высунулась из воды между ним и люком из клепаного железа. Она была толщиной с торпеду; таким же было треугольное, цвета дерьма тело, которое распрямлялось, обдавая стены шахты маслянистыми волнами. На стенах заплясали тени, и воды наконец поглотили мусорный айсберг.

Слишком много наркоты пронеслось через перегруженный мозг Джонатана, слишком много. Так скорпион жалит сам себя, бегая кругами словно безумный. Слишком много ебаной наркоты, Джонатан!

Крик о помощи разрезал мокрую темноту. Ему наконец удалось схватить самый нижний узел. Он оттолкнулся от мусорного айсберга и всем телом ударился о противоположную стену. Когда Джонатан развернулся, продолговатая голова чудовища замахнулась и бросилась на него, чтобы укусить.

Дважды. Острая боль пронзила его внутренние органы, от почек до легких.

Он вцепился в провод мертвой хваткой и совершил самое быстрое восхождение по незакрепленному канату в истории. Он со всей силы лягнул чудовище в рыло, и оно отступило под воду.

Джонатан ударился о стену шахты со звуком громче колокольного звона, которым отмеряют время в соборе Парижской Богоматери. Его ноги скользили, но двигались быстро, подгоняемые врожденной мотивацией рода человеческого. За считаные секунды он схватился одной рукой за подоконник квартиры 107. Его пальцы порезали осколки стекла. Новая кровь смешалась со старой. Он поморщился, но какая разница. Было больно, но разве боль его остановит?

Довольно странное ощущение… потому что ниже пояса не было ничего. Он больше не чувствовал ног и повис на проводе.

Приятное новокаиновое онемение заглушило чувства. Джонатан все еще держался рукой за подоконник и пытался переварить новую информацию. Он мог издать лишь тихий звук у-у-у. «Я стал призраком, – подумал он. – Призраком, о котором рассказывал Круз. Стонущим в ночи». Чернильное облако наркоза поднялось выше, к его глазам, и нежно закрыло их пеленой.

Фонарь погас со щелчком.

Высоко, в тысячах метров над ним, фигурка смотрела на него из крошечного желтого окна, размахивала руками и звала какого-то Джонатана. Оранжевая оплетка провода гладила его лицо. Он еще раз попытался закричать, но снова издал мурлычущий звук.

Расслабься. Его рука последовала совету.

Пока Джонатан падал вниз, он видел, как свет над ним бешено скачет. Он знал, что несколько раз ударился головой о стены шахты, но ничего не почувствовал. Сначала угасла боль. Потом ужас. Прохладная вода сомкнулась над его лицом. Из его носа поднялось несколько пузырьков, но потом он забыл, что нужно дышать.

У него была эрекция. Он вспомнил, как Ямайка занималась с ним любовью. Воспоминания были приятными и нечеткими. Его член уперся в ширинку армейских брюк. Рука соскользнула с мусорного айсберга и ушла под воду.

Он попытался произнести имя Аманды. Хотел бы, чтобы его последние мысли были о ней. Но, когда волны погребли его под толщей воды, Джонатан уже не мог вспомнить, как она выглядит.

Двадцать два

Круз чувствовал, как его кости скрежещут при каждом шаге. Ломота от холода во всем теле ощущалась словно физический недостаток, а арктический воздух держал в сознании. Но хуже всего было то, что действие обезболивающего ослабло и травмы, полученные во время драки, напомнили о себе болью, вонзившей зубы в плоть.

Его рука была укутана мягкой белой повязкой, проложенной изнутри ватой, как детские пеленки, и покоилась на удобной подвеске из марли и алюминиевых скоб. Эта конструкция не позволяла шевелить травмированной рукой и напоминала плечевую кобуру. В шкафу в больнице Святого Иуды он нашел свою армейскую куртку. В нагрудном кармане лежали пятьдесят баксов мелкими купюрами.

Его армейский жетон потерялся где-то между тюрьмой и больницей. Кто бы его ни украл, забрал не просто ювелирное украшение: лишенный подарка Рози, Круз чувствовал себя без руля и ветрил. Еще одна связующая нить с Флоридой была разорвана. Кусочки его личности осыпались один за другим.

Он помнил, как потерял сознание в душевой кабинке у Баухауса и очнулся примотанным к больничной койке. Рядом сидел Марко с рожей, напоминавшей дуло дробовика. Круз сразу понял, что у него осталось мало времени.

Поймать такси у больницы Святого Иуды оказалось легко. Но чтобы уговорить водителя ехать в Оквуд в такую метель, пришлось раскошелиться.

Перед тем как выскользнуть из своей палаты, он позвонил Ямайке и попал на автоответчик. Он понятия не имел, что сказать, чтобы не выдать Баухаусу свои планы. Скорее всего, телефон Ямайки прослушивали Он надеялся, что она снимет трубку… но что он мог ей сказать?

Электронные уши Баухауса повсюду. Учитывая особенную жизнерадостность Марко, Круз решил, что отсутствие сообщений – хороший знак, и повесил трубку. Прости.