В отличие от меня, следователь был бодр и оптимистичен. «Ну, как, – спрашивает, – подумали?» – «Подумал». – «И чего хорошенького надумали?» – «Всё дело в новом способе изготовления быстро затвердевающего бетона, примененном на строительстве». – «Эк, куда вас метнуло! – крякнул он. – И какие же доказательства?» – «Судя по фотографиям, разрушения произошли по всей конструкции, но в произвольных местах. Тогда как если бы это была наша ошибка, трещины возникли бы в узлах концентрации наибольших напряжений, вот здесь или здесь, например». – «Ну, до это мы и сами додумались». – «И что же?» – «Проконсультировались у специалистов. Они тоже заявили, что такого просто быть не может». – «Вот видите!» – «Ничего я не вижу. Тогда мы послали материалы в Академию наук». – «Могу себе представить! А вы не подумали, что ваш запрос мог попасть к тем же самым людям, которые дали положительные отзывы на этот проклятый способ? Или даже сами были соавторами. Там, кажется, десятка полтора соавторов, академик на академике!» – «Как ни странно, подумали, – он ухмыльнулся, – не сразу, правда. Заключение оказалось очень для вас неблагоприятным». – «То есть?» – «Они считают, что это преднамеренная диверсия». – «Точно, диверсия! Со стороны тех, которые способ этот выдумали!» – «А они утверждают, что с вашей. Подписали, кстати, уважаемые люди, никакого отношения к этому бетону не имевшие. Вот, сами можете убедиться». И подает мне толстую папку. Первым делом я на подписи посмотрел. Там оказался автограф самого... нет, лучше не буду называть. Я считал его высшим авторитетом, своим учителем, чуть ли не богом! У меня руки отнялись, папка эта – на пол, в общем, ударился в истерику, как кисейная барышня. А следователь – ничего. Посоветовал только прочесть внимательно.
Дни потянулись за днями. Допрашивали меня вежливо. Когда два, когда три раза в сутки. В любое время – утром, днем, поздно ночью. Но у меня, конечно, была возможность спать, и кормили сносно, как я потом понял. И в камере все это время я как король, без соседей, обретался.
– Один Федулов допрашивал?
– Нет, по большей части какой-то белобрысый, вечно сопливый тип. И вопросы-то он задавал дурацкие, типа: где вы были 1 сентября 1924 года? Мало того, он почему-то все время их повторял. Отвечаю, а он ме-едленно так записывает больши-ими такими буквами, высунув язык от усердия. На все мои возражения следовал флегматичный ответ, что какие вопросы задавать и сколько раз – это его дело. А мое дело – отвечать правдиво и во всех подробностях. Федулов, тот – нет, тот всегда по существу спрашивал. И с каждым его вопросом, положение мое все хуже становилось. Я словно в трясину погружался и постепенно привык к мысли, что не выкарабкаться мне.
– Высший класс! – воскликнул Петр Иванович.
– Тебе виднее, конечно, а я тогда его мастерство оценить был не в состоянии. Допросы продолжались недели три или, может, месяц. Мне из того периода запомнились какие-то обрывки. Например, он меня спрашивает: «Вы утверждаете, что дело в новой технологии изготовления бетона, но кто, по-вашему, конкретно виноват?» – «Тот, кто применил непроверенную технологию, – отвечаю. – Инициатором является начальник строительства такой-то». – «Значит, вы считаете, это его вина?» Парень мне, в общем, нравился как специалист. Сдал мост досрочно и был награжден. А я, вот, пропадал. «Он должен был все проверить, – отвечаю, – потому что этот мост был важнейшим народно-хозяйственным объектом, нельзя было на нем смелые эксперименты ставить!»
Слепко передернуло. Сергей Маркович продолжил: