Шахта

– Дал он мне прочесть новое экспертное заключение. На сей раз расчеты действительно имелись. Они там вполне грамотно предположили, что в результате применения новой марки бетона возникли резонансные эффекты на высоких частотах, которые и привели к разрушению конструкции. В конце было указано, что мне следовало оперативно изменить проект уже на стадии строительства. Это означало, что если я допустил ошибку, то по халатности, а никак не преднамеренно. Федулов тепло поздравил меня, сказав, что мнение экспертов совпало с его собственным, а мое дело передается теперь в суд, и, если я согласен с выводами, то должен подписать. Я подписал.

– Ну правильно! – обрадовался Евгений. – Конечно же, резонанс! Поэтому и бетон разрушился в самых неожиданных местах, как я сразу-то не догадался?

– Положим, в сварных железобетонных конструкциях некоторое изменение свойств бетона не могло настолько…

– Не уверен!

– Да ладно, я ведь не о том! Послушайте, что дальше было.

– Одно скажу, – Петр Иванович налил себе и Сергею Марковичу, – Федулов тебя за уши из-под расстрельной статьи вытащил. Ты теперь по гроб жизни за него молиться должен.

– Это точно!

Чокнулись, в том числе и Евгений своим нарзаном.

– Так, а что на суде?

– Был один эксперт, незнакомый. Несколько бывших моих подчиненных. Эти совершенно согласились с последними выводами, а на вопросы о прежних своих показаниях всячески юлили и отнекивались. Жены не было. Я не спорил и вину свою признал полностью. Так что на второй день зачитали мне приговор: семь лет строгого режима.

– Постой! – вскричал Петр Иванович. – В каком году это было?

– В позапрошлом ноябре.

– То есть меньше двух лет назад тебе дали семь лет и небось с хорошим прицепом, а ты тут с орденом на груди сидишь и коньячок попиваешь?

– Вот! – хлопнул ладонью по коленке Сергей Маркович, – то-то и оно. Отправили меня на канал Москва – Волга. По специальности, значит. И, что самое замечательное, поставили на бетонные работы. Наш отряд располагался под Дмитровом, в районе третьего шлюза. Фантастическое, между прочим, сооружение с инженерной точки зрения. На само́м шлюзе вольнонаемные трудились, а мы – в русле канала, оно там прямое, как стрела. О работе рассказывать неинтересно. Механизации – никакой. Таким манером и при Иване Грозном этот канал построить могли. То есть если бы у них оказался нынешний суперсовременный проект. Вот барак, куда меня определили, доложу вам, просто кошмарный был, особенно зимой.

– А ты чего хотел? Строгий режим – он и есть строгий режим, чай, не санаторий.

– Ну да, ну да. Главная беда – это бардак и неразбериха страшенная. Начальство пило без просыпу, а в инженерном деле разбиралось не очень. Зато среди заключенных инженер на инженере. Так они ведь, когда послушают, а когда и наоборот сделают, да нас же потом и обвинят. Сроки очень жесткие были, зато народу – с избытком. Я в декабре поступил, в самые трескучие морозы. Выдали мне ватничек драный, б/у, сапоги такие же. Денька через два я в канаву под лед и сверзился. Мороз уже невелик был – градусов десять. Обсушиться не позволили, пришлось до конца смены в мокром виде ходить. Может, оно и к лучшему – сушиться там все равно негде было. Наутро – горю весь, кашель сильнейший и на построении докладываю: так, мол, и так, заболел, а начальник отряда и слушать не стал. «Только, – говорит, – прибыл и уже симулируешь!» Делать нечего, потащился на работу. Гляжу – а рукавиц нету, выронил где-то. Значит – всё, пиши пропало. Взял лопату, разок-другой раствор ковырнул и в сугроб свалился. «Все, – думаю, – не повезло». По счастью, проходил мимо из охраны кто-то, в медчасть меня отправил, а оттуда с двусторонним воспалением легких в больницу свезли. Ничего, выкарабкался, врач один хороший попался. В отряд вернулся, вообще повезло несказанно – одежонку мне всю новую выдали. Летом повальная дизентерия была. Многие умерли, а меня, как говорится, бог миловал. Даже карьеру кой-какую сделал – в звеньевые выбился. К осени до того втянулся, что вся прежняя жизнь уже неправдоподобной казалась, странной даже. А «новая жизнь», простая и ясная, от побудки до отбоя, – правильной, чуть ли не единственно возможной. По собственному опыту могу вам, товарищи, доложить: система трудового перевоспитания – штука действенная!