Читаем Шаги по земле полностью

Моя переписка с Раисой, продолжалась… Правда, после поспешного отъезда со Славгорода она долго молчала, потом все же прислала письмо с описанием возникших проблем, сути которых я уже не помню, о беременности в письмах не упоминалось. Зато Рая описывала поведение мужчины в семье, особенности общения с мужем, сложности совместной жизни — уже с позиции замужней женщины. Она умела писать о любых вещах, легко подбирая обтекаемые фразы.

Иногда я шла в центр чуть раньше, чтобы зайти к маме и порыться в книжных завалах перед тем, как забирать Виту. Заодно, опережая приход почтальона, забегала на почту за письмами. Саша Косожид и Юра Овсянников писали ежедневно, даже не по одному разу, так что я была завалена корреспонденцией и не удивилась целой куче конвертов. И вот среди них мелькнул один, подписанный рукой Раисы. Его я раскрыла первым. Переходя дорогу от почты к маминому книжному магазину, успела прочитать страницу текста — Рая сообщала, что у нее родился сын.

К маме я зашла в слезах. Мне показалось, что небо обрушилось на землю и истребило, растерло в прах все существующее доныне, такую потерю я понесла — Раисы больше не было. Ее письмо, по-прежнему дружеское и доверительное, тем не менее говорило о том, что на ее месте возник некто чужой, с другими обязанностями и претензиями к жизни, с другими ценностями. Я больше не была одной из главных людей ее круга, в нем произошли необратимые изменения, не в мою пользу.

Мама смеялась надо мной, а мне казалось, что от Раисиного письма веет смертью. Где-то далеко, под хрустальными обломками юношеских мечтаний, разметавших в падении звезды и смявших светила, под поверженным небом остановилась жизнь некогда дорогого человека, с радостью и по своей воле согласившегося стать удобрением для нового ростка, и мне было больно от этого и обидно, что я ничего изменить не могла.

Много позже выяснилось, что не такими уж беспочвенными были те мои настроения, на самом деле Раиса переживала большую драму — Леня не признал ребенка своим и не дал ему своего имени, усомнился настолько, что отказался от брака с Раей. Они продолжали жить вместе, официально не являясь семьей. Всем этим она смогла так тонко зарядить письмо, ничего не написав ни прямо, ни даже обиняками, что я его почувствовала и восприняла груз ее трудностей. И должно было пройти немало времени, чтобы жизнь все расставила по своим местам.

Это лето было богато какими-то детективными сюрпризами.

Однажды в жаркий день я возвращалась домой, от мамы, идя по пустой дороге. Поравнявшись со стадионом, заметила впереди себя странную картину — навстречу быстрым шагом шел папин двоюродный брат Николай Порфирьевич, прозванный Мамаем, а сзади его догонял мужчина — теперь я забыла, кто это был, — и носком ноги ударял пониже копчика. От каждого такого удара дядю Колю подбрасывало вверх, от чего казалось, что он подпрыгивает. Но дядя Коля не сопротивлялся, не пытался дать сдачи, лишь громким голосом призывал обидчика угомониться. Так они прошли мимо меня и удалились в сторону центра. Видя, что мужчины во хмелю, я не стала вмешиваться.

Настоящая фамилия дяди Коли была Феленко. Но однажды с ним случилась беда — он опоздал на работу. В первые послевоенные годы это считалось преступлением и преследовалось законом. Чтобы избежать суда и наказания, дядя Коля просто-напросто удрал из Славгорода в Казань. Там ему удалось сменить фамилию на Иванов и осесть надолго. Со временем он женился, завел ребенка и с таким багажом в конце 50-х годов вернулся домой. За многолетнее проживание в Казани его прозвали Мамаем. Но это в шутку, а если в серьез, то дядя Коля старался жить тихо, чтобы ему не припомнили старые грехи. Разве что выпивал. И вот — неприятность.

Как возникло уголовное дело, кто стал его инициатором, не знаю. Смутно помнится разговор, что избитый дядя Коля обратился за помощью в больницу, а медики о факте травм насильственного характера сообщили в милицию. Тогда к таким вещам относились чутко, сразу же реагировали и пресекали. Вечером я рассказала о происшествии родителям и забыла о нем, а месяц-полтора спустя мне о нем напомнили повесткой — я должна была явиться к районному следователю. Но ведь у меня уже был опыт, с моими школьными тетрадками! Помню, как я ехала в район, искала этого следователя, давала показания в пользу дяди Коли, который меня назвал своей свидетельницей.

— А вы не будете возражать, если мы этих буянов помирим? — спросил следователь.

— Если пострадавший считает это возможным, то я не буду возражать, — сказала я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Когда былого мало

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии