Шаг во тьму. Дилогия

Ну не могли же они все это всерьез? В самом деле? Ну не могли же. Не могли…

Это всего лишь угроза. Всего лишь слова, пустые слова. Куда призрачнее снов, что приходят ко мне…

Мальчишка… Я слишком хорошо знаю, что его ждет.

Полнолуние — это тот предел, что отмерен ему. Еще шесть ночей, если считать эту. Пять дней.

И я могу что‑то сделать. Мог бы, если бы не сидел безвылазно, припугнутый. Запуганный. Трус.

Я слез с кровати и стал натягивать одежду. К черту все их угрозы! И к черту Гоша, так и не выполнившего обещания. К черту их всех! Я буду делать то, что могу. То, что должен делать.

Я сунул голову под свитер, но так и не натянул. По стене мазнули лучи фар.

У соседей машин нет. У нашего дома вообще никто не останавливается, кроме меня и наших…

Машина остановилась прямо под окнами. В ночной тишине через приоткрытую фрамугу было слышно тихое бормотание мотора. Хлопнула дверца, шаги.

Приехал Витюша, не поленился. Решил проверить, просто так я не беру трубку, из упрямства, играя у него на нервах, или в самом деле смотался из города. Убедиться решил. Прежде чем закладывать Старику.

Я замер, прислушиваясь. Ага. Угадал. Шаги по лестнице. Сюда.

Тренькнул звонок. Тихонько так, ненавязчиво. Будто тот, кто пришел, уверен, что его ждут, и не хочет перебудить соседей, долго трезвоня посреди ночи. Будто ему уже бегут открывать.

Ну‑ну.

Звонок еще раз тренькнул, но я не спешил. Ничего, постоит.

Звонок коротко тренькнул в третий раз, а потом зазвенел не смолкая. Звук бил по нервам. Я сморщился и натянул свитер. Черт бы его побрал!

Звонок зло трещал, не смолкая ни на секунду, но я не спешил открывать, еще злее звонка. Медленно нащупал в сумраке джинсы. Потом открыл шкаф, нашел чистую пару носков, не спеша натянул и только после этого пошел к двери. Неспешно. Стискивая кулаки, подрагивая от возбуждения, наполнявшего меня. Если он думает, что он сейчас мне что‑то раздраженно гавкнет, а я это тихо проглочу… Я дернул запор, от души рванул дверь, готовый выдать все накопившееся, и — осекся.

Яркий свет коридорной лампочки резал глаза, но этот тяжелый, высеченный из глыбы силуэт трудно не узнать.

— Гош?..

Я поморгал. Посторонился, пропуская:

— Привет, Гош…

Но он не вошел. Лишь разлепил губы:

— Одевайся.

Вид у него был мрачный донельзя, чтобы не сказать — злой.

— Гош, что…

— Быстро.

Я сглотнул. Попытался разглядеть в его лице хоть что‑то, но это был задраенный люк. Глаза — две стальные заклепки.

— Быстрее.

На негнущихся ногах я поплелся обратно в комнату. Виктор нажаловался Старику? Мог?

Запросто, с этого предателя станется. Сказал ему, что телефон не беру, дверь не открываю. И тогда сейчас…

Выволочка от Старика… в лучшем случае. А в худшем…

Я не заметил, как оделся. Оказалось, что я снова стою в прихожей, уже натянув ботинки и застегивая плащ, и пялюсь на Гоша. И мне все больше не нравилось выражение его лица. Может быть, это и не злость — ожесточение. И Не столько на меня, сколько на самого себя — за то, что…

Я облизнул пересохшие губы.

— Гош…

— Пошли, — сказал он. Развернулся и стал спускаться по лестнице.

Едва соображая, что делаю, я кое‑как запер квартиру и побежал следом.

— Гош!

Но он будто не слышал. Молча залез в свой «лендровер» и распахнул изнутри правую дверцу.

Сам не свой, я забрался в машину. Словно под гипнозом.

Если Старик решил, что время выволочек прошло и осталось только…

Мне нужно бежать! Нестись прочь! Выскочить из машины прямо на ходу и бежать!

Но я сидел, оцепенев. Ночные улицы проносились за стеклами — быстро, слишком быстро, хотя Гош и не гнал машину. И впервые мне было неуютно от вида ночного города, скользящего вокруг. Слишком быстро его улицы оставались позади.

— Гош, куда мы едем? — спросил я. Голос показался чужим.

Гош промолчал.

От западной окраины, где стоит мой дом, мы уже добрались до центра и объезжали кремль. Еще два излома стены, и надо будет свернуть влево. Потом перелив улиц спального района, лабиринт гаражей, через пустырь — и дом Старика…

Я не сразу сообразил, что мы пронеслись мимо нужного поворота, объезжаем кремль дальше.

Лишь когда мы повернули прочь от стен на восток, оставляя дом Старика все дальше и дальше, направляясь к восточному выезду из города, до меня дошло.

Я медленно, еще не веря своим глазам, обернулся к Гошу. Он ухмылялся.

— Гош, сукин кот!

Я от души врезал кулаком в его плечо. Но ему это было как укус комара, ухмылка только стала шире.

— На нервах играл, гад! Сразу сказать не мог!

— Дверь будешь веселее открывать, щусенок, — сказал он. — И трубку брать.

— Так это ты звонил?..

Мимо пронеслась заправка, которую я всегда воспринимал как границу города. Гош прибавил. Сейчас шоссе было совершенно пусто, мы стрелой мчались на северо‑восток. К Москве.

— Так ты нашел ее?..

Гош кивнул.

Просто кивнул! Спокойно и деловито. Словно речь шла о том, что его просили заехать в булочную за половинкой черного.

Теперь, когда мои страхи перестали висеть шорами на глазах, я словно заново его увидел.

Я поморгал, отказываясь верить своим глазам. Мне казалось, что я знаю Гоша. Что уже привык к спокойствию и невозмутимости. Но…