Вывернул вправо на обочину, впритык к забору из литого чугуна — старый, тут и там не хватало кончиков старомодных завитков. Заглушил мотор.
— Здесь?.. — тупо повторил я, оглядываясь.
По ту сторону забора чахлые кусты, уже голые. За ними старые тополя, дорожка, пара сломанных скамеек, постамент без бюста — выходит, какому‑то революционеру был. Явно не здесь. Впереди?
Там дорога растворялась в рытвинах, кустиках, березовом молодняке, дальше лес. Слева?
Слева и чуть сзади — Гош проехал мимо въезда, чтобы мы не загораживали, — тоже заборчик, хотя и не литой, а сборная штамповка: пролеты — две поперечины, в которые вдеты прутья. Где‑то погнутые, где‑то и вовсе недостает. Да и столбы давно покосились. Пролеты повело в разные стороны, как зубы при цинге. А за ними…
Я поморщился. Нахохлился. Стало холодно и тоскливо.
Больница. Старая, как и весь этот городок, почти заброшенная. Хотя в некоторых окнах свет горит, но все равно — дом‑призрак. На краю города‑кладбища.
Я поглядел на Гоша.
— Здесь — где?
Городок остался позади. Мы на окраине. Недостаточно глухой, чтобы здесь жила сука. Разве что парк только кажется маленьким, а где‑то в глубине есть какой‑нибудь домик?
Гош дернул подбородком влево. Я проследил за ним взглядом и снова уперся в больничный корпус. Широкий подъезд со ступенями, сточенными ногами, временем и морозами. Ряд дверей. Кривая урна с краю.
Я повернулся к Гошу:
— Это больница!
Гош невозмутимо кивнул, соглашаясь.
— Но… — Я еще раз поглядел на больницу. Потер бровь.
Больница… Никак у меня не складывались воедино чертова сука и больница.
Может быть, потому, что я ни разу не видел ни одной чертовой суки, которая была бы больна. Да что там больна — я их даже старыми не видел. Словно все они, когда достигают какого‑то возраста, уезжают куда‑то…
Я поежился. Даже думать не хочется,
— Подожди, Гош… Ты хочешь сказать, что она была здесь ради больницы?
— Ее машина стояла здесь. — Гош дернул подбородком назад. На обочину перед воротами больницы, мы чуть проехали их.
— А сама она? Ты видел, как она входила в больницу?
— Выходила, — поправил меня Гош.
Так… Значит, он нашел машину, когда она стояла здесь. А сука была в больнице…
— Бред какой‑то… Зачем ей больница?
Больница… Какая ей, жабе, может быть нужна больница, когда ее не то что болезни — пули не берут! Подпиливаешь их, чтобы раскрывались в теле, чтобы рана была больше, но даже это не всегда помогает. Если в голову не попал, а жаба сильная, то даже подпиленные пули могут не спасти. Хоть всю обойму в нее всади… Старик уж сколько этих чертовых сук передавил, а спалился именно на жабе.
И вдруг вот такая же вот жаба, а то и не такая же, а еще покруче, чем наши, провинциальные, — и вдруг ей понадобилась больница? Это даже не смешно.
Но даже если и понадобилась. Почему она выбрала эту? Древняя развалюха у черта на куличках. С соответствующими врачами, можно не сомневаться. Почему ее выбрала?
Чертовы суки живут, как им нравится. Берут от жизни все, что хотят. Лучшее. У нее же в подружках паучиха! Ну,
Могла бы. Но почему‑то выбрала эту провинциальную развалюху.
Почему?
Я поглядел на Гоша. Гош невозмутимо наблюдал за больницей.
— Ты говорил, что мальчишка жив. Он был с ней?
Гош кивнул.
Та‑ак… Час от часу не легче…
В конце концов, можно было бы предположить, что хотя пули их не сразу берут, но какие‑то болезни им все же страшны… Но зачем ей мальчишку‑то с собой сюда тащить?
Это он заболел? Допустим. Хотя ей он нужен ровно на две недели, до ритуала, а выглядели они с братом совершенно здоровыми, но — допустим. Вдруг простудился, воспаление легких, мало ли… Но почему, дьявол ее задери, из всех больниц она выбрала эту?! Какая тут, к черту, быстрая квалифицированная помощь?!
— А тот усатый? Был?
Гош кивнул.
— Да Гош, в самом деле! Где он был? В машине сидел или с ней ходил?
— С ней.
И он тоже в больницу ходил…
Хм… Может, она все свое с собой возит? Тогда это хоть что‑то объясняет.
— И долго она здесь была?
— Сорок минут, — сказал Гош. Поглядел на меня, нахмурился и на всякий случай добавил: — При мне.
Мне снова захотелось врезать ему. И не обязательно в плечо. Но я сдержался.
Так… Он нашел ее машину здесь. Как именно — спрашивать бесполезно, я из него это и за сутки не выпытаю с его манерой отвечать на очевидные — для него очевидные! — вопросы. Но в принципе понятно. Их, когда он в конторе работал, этому учили.
Главное, нашел. Неделю искал, но все‑таки нашел. Тут, у входа. Сорок минут машина стояла, потом из больницы вышла та жаба с тем усатым водителем, а может, и не только водитель он для нее, — и вторым близнецом. Села и уехала.
— Ты ее выследил?
Гош оторвался от больницы и уставился на меня. Скептически, чтобы не сказать подозрительно.
— Тот мужик? — сообразил я. — Из‑за него? Думаешь, заметил бы?
Гош невесело покивал. Похоже, он того мужика высоко оценил.
— Думаешь, он тоже… из ваших?