Сгореть дотла

После того, как я в страхе помчался через весь город, хотя по записям с камер я видел, что она была в своей комнате, я просто должен был увидеть ее собственными глазами. Она должна была знать, что я забочусь о ней, что мне нужно, чтобы с ней все было в порядке.

Я спускаюсь по лестнице, вспоминая планировку с прошлого четверга, когда я вломился сюда. Я держусь на краю комнат, где половицы не скрипят, и направляюсь в подвал.

Самое время мне познакомиться с парнем, ради которого мы рискуем всем.

Я останавливаюсь перед дверью, ручка "золотого глобуса" манит меня повернуть ее, но она определенно заперта. Я вытаскиваю кредитную карточку из кошелька и засовываю ее в маленькое отверстие, осторожно открывая защелку, пока не слышу, как она щелкает.

Я делаю паузу, чтобы убедиться, что в доме по-прежнему тихо, прежде чем убираю свою визитку в карман. Я позволяю двери приоткрыться, открывая полную темноту, поэтому щелкаю выключателем слева от себя и освещаю подвал светом. Мне приходится несколько раз моргнуть, пока я стою наверху лестницы и смотрю вниз на открытое пространство. Это похоже на огромный склад старой мебели.

— Ты, блядь, кто такой? — спрашивает кто-то, и я смотрю мимо буфета у подножия лестницы и вижу маленького мальчика с растрепанными светлыми волосами и хмурым выражением лица, когда он смотрит на меня, скрестив руки на груди.

Это отношение... Мне это нравится.

Я не говорю ни слова, спускаясь по лестнице, замечая небольшой синяк на его щеке, который, как я могу только предположить, достался ему от отца. Я не могу удержаться от того, чтобы не сжать руки по бокам, когда в моей памяти вспыхивает воспоминание о доме, в котором я был, когда мне было десять.

Мне приходится сделать глубокий вдох и отодвинуть невидимую руку на моем горле, когда я вспоминаю, как меня бросили в чулан, всего в синяках, и оставили умирать с голоду.

Черт.

Проглатывая это, я качаю головой, отказываясь позволить этому поглотить меня еще раз, и сосредотачиваюсь на парне, стоящем передо мной.

Его глаза такой же формы, как у Бетани, но зеленые, а не голубые, и нос морщится точно так же. Пока он продолжает смотреть на меня сверху вниз, я знаю, что тоже собираюсь сделать все для него, как и для его прекрасной сестры.

Очевидно, я чертовски забочусь о Эшвиллах.

— Я задал тебе вопрос, — заявляет он, когда я останавливаюсь у подножия лестницы, оглядывая пространство.

Над ним есть маленькое окошко, а в ногах у него пара маленьких одеял. Мне больно видеть, как взрослые Эшвиллы считают уместным подвергать своих детей подобному обращению.

— Я Райан Картер, — наконец говорю я, останавливая на нем взгляд, пока говорю, и он приподнимает бровь.

— Предполагается, что это что-то значит для меня, Райан Картер?

— Нет, но так будет, — отвечаю я, не попадаясь на его удочку и продолжая оценивать его. — Что ты знаешь о своих родителях, Хантер?

— Они придурки. Откуда ты знаешь мое имя?

Он сердито смотрит на меня, переминаясь с ноги на ногу, и я могу сказать, что я заставляю его нервничать, когда он прикусывает нижнюю губу. Мне нужно избавиться от своего обычного сдержанного образа и позволить ему чувствовать себя комфортно рядом со мной.

— Я друг Бетани. Ты случайно не слышал, что они сказали ей сегодня вечером? — Спокойно спрашиваю я, расслабляя плечи, но моя попытка улыбнуться терпит неудачу, когда он кивает.

— А тебе какое до этого дело?

Забавно, что он спрашивает об этом, потому что я задавал себе этот вопрос так много раз, но это просто. Она нужна мне, и я надеюсь, что я нужен ей. Но я этого не говорю, вместо этого я сосредотачиваюсь на правде.

— Я не позволю им ничего с ней сделать, ты понимаешь? — Спрашиваю я, делая шаг к нему, но он инстинктивно отступает, и я замираю на месте, не желая ставить его в неловкое положение.

— У моей сестры нет друзей, — тихо говорит он, игнорируя мой вопрос и сосредотачиваясь на том, что я сказал ранее.

Я пожимаю плечами. — До сих пор у нее не было, но я планирую увезти ее как можно дальше отсюда. Она говорит, что мы должны взять и твою задницу тоже. Это будет проблемой? — Спрашиваю я, раскрывая больше, чем явно сделала Бетани, но он ведет большую игру со своим отношением, и Хантеру нужно знать, во что он ввязывается, просто дыша.

— Ты думаешь, что сможешь спасти нас от них? Я думаю, ты либо лжешь, либо мечтатель, — усмехается он, и это почти заставляет меня усомниться в его возрасте. Он видел и чувствовал слишком много для десятилетнего ребенка, вот в чем проблема. Он напоминает мне меня самого в молодости, и я знаю, что никакие слова, которые я скажу ему прямо сейчас, не заставят его понять.

Такое чувство, что это та его сторона, которую Бетани никогда не должна видеть, он стоит на своем и дает отпор. Блеск в его глазах говорит мне, что он позволил отцу ударить себя, обхитрив их притворством, потому что этот мальчик старше своих лет и способен защитить себя.