Сгореть дотла

Моя голова раскалывается, я теряю представление об окружающем мире, пульсирующая боль захлестывает меня. Единственное, что мешает мне закрыть глаза и погрузиться в бессознательное состояние, это тот факт, что с ним все еще находится Хантер.

Пытаясь открыть глаза, я понимаю, что лежу, свернувшись калачиком, на полу у стены, все еще не сняв рюкзак. Вероятно, у меня было бы больше преимуществ, если бы я сняла его, но он может мне понадобиться, если все пойдет так, как шло раньше. Я даже не знаю, где я нахожусь в коридоре, все, что я знаю, это то, что с трудом могу сфокусировать взгляд.

Мое зрение затуманивается, когда я пытаюсь перевернуться на колени, мое тело почти онемело, когда я растопыриваю пальцы на полу перед собой.

Двигайся быстрее, Бетани.

Я поднимаюсь на ноги и хватаюсь рукой за стену, пытаясь сохранить равновесие, но никого не вижу. Я сжимаю виски свободной рукой, пытаясь унять пульсирующую боль в голове, и едва слышу крики, доносящиеся снизу.

Вот дерьмо.

Он помещает Хантера в изолятор.

Я немного пошатываюсь, когда спешу к лестнице, опираясь на стену и перила по обе стороны от себя, чтобы спуститься как можно быстрее. Мои ноги угрожают подогнуться подо мной, но я отказываюсь поддаваться боли.

Я преодолеваю подступающую тошноту, желчь обжигает мне горло, когда я достигаю нижней ступеньки лестницы и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— В будущем, парень, ты, блядь, научишься делать то, что тебе говорят! — кричит мой отец, прежде чем я слышу, как захлопывается дверь и поворачивается ключ в замке.

Мое сердце замирает. Я опоздала.

Но в маленькой камере для заключенных он в большей безопасности, чем здесь.

Я думаю, что лучше уж оказаться там.

Все еще стоя у подножия лестницы, я не шевельнула ни единым мускулом, пользуясь моментом покоя, чтобы попытаться выровнять дыхание, но я чувствую, как атмосфера вокруг меня меняется, и я знаю, что мой отец возвращается ко мне. Воздух внезапно становится удушливым и напряженным, и я не могу дышать от предвкушения.

Пытаясь расслабить свое тело, я заставляю себя не защищаться, не выпрямляться, потому что я знаю, что ему это действительно не нравится. Мне не нужно преодолеть это или ситуацию станет еще хуже, чем она уже есть.

— С чего нам начать, Бетани? — насмехается мой отец, и я заставляю себя открыть глаза, чтобы обнаружить, что он нависает надо мной с насмешкой на губах и злым блеском в бездушных глазах.

Я не отвечаю ему ни единого слова. Я поняла, что это всегда риторический вопрос, потому что он собирается рассказать обо всех моих грешных проступках.

— Ты вернулась домой поздно. Ты вошла в этот дом без нашего разрешения. Ты встала у меня на пути, пока я преподавал урок твоему брату, и в довершение всего ты попросила наказания Хантера. Я прав?

С каждым высказыванием он поднимает еще один палец на своей руке, и все это время я стою здесь, все еще страдая от боли после того, как он ударил меня в последний раз.

— Четыре проступка. Четыре наказания. Ты уже получила два. Я справедлив, Бетани, но тебе грозят два дополнительных наказания, — бормочет он, подходя ближе, чтобы я могла почувствовать его дыхание на своем лице. Я стараюсь не сдаваться, ожидая того, что должно произойти. — Но я больше ничего не могу сделать с этим милым личиком сегодня вечером, Бетани, не тогда, когда через несколько дней к нам приедут гости, — продолжает он, поглаживая рукой мое лицо. Мне приходится напрячь все силы, чтобы не отстраниться от его прикосновения, даже несмотря на то, что от грубого нажатия его пальцев мне хочется вздрогнуть.

Я не ожидаю от него никаких движений, пока его кулак без предупреждения не ударяет меня в живот, выбивая из меня дух. Когда я наклоняюсь вперед, пытаясь автоматически защититься от боли, он хватает меня за горло, не давая упасть, и начинает двигаться.

Я практически позволяю ему тащить меня через комнату за горло, мои ноги волочатся по полу, пока я изо всех сил стараюсь не отставать от него. Моя голова, кажется, вот-вот лопнет от давления, которое он оказывает на мою шею, когда мои руки хватаются за его, пытаясь облегчить боль, а глаза слезятся, но, не останавливаясь, он распахивает входную дверь и вышвыривает меня наружу.

Я падаю на землю, снова, мои ладони царапают гравий, когда тихий всхлип срывается с моих губ. Я слышу, как за мной захлопывается дверь, пока я пытаюсь наполнить свои легкие ночным воздухом. Какое-то время я не двигаюсь, пытаясь оценить состояние своего тела, но я больше не уверена, откуда на самом деле исходит боль. Все болит.

Когда я уверена, что мой отец ушел, я медленно заставляю себя подняться на ноги, адреналин — единственное, что удерживает меня на ногах прямо сейчас, когда я выпрямляюсь во весь рост и поправляю рюкзак.

Наказание номер четыре — меня выгоняют из дома на ночь — или, я надеюсь, только на ночь, — что напоминает мне о ситуации Хантера.

Мои глаза сразу же устремляются направо от дома, замечая крошечное, подвальное окошко. Я подбегаю так тихо, как только могу, и присаживаюсь на корточки рядом с ним.