Северо-Запад

Она заявилась в разгар лета. Много дней они проводили, покуривая вместе травку, на Хэмпстед-хит, смеялись как сумасшедшие, катались в траве, как молодые любовники. Джеки, Девон, Феликс. По вечерам пили. «Не могу поверить, какой желтокожий этот парень! Посмотри на его кудряшки!» Появившись из кухни с пакетом печенья, она, этак походя, сообщила бедняге Девону, что его отец умер несколько лет назад – утонул. Для Феликса это прозвучало, как лапша на уши. Он помалкивал. В конечном счете, если они и единоутробные братья, то его-то какое дело. У него свой отец, свои неприятности. Еще и светать не начинало, а она стояла посреди комнаты, словно на сцене, и говорила, как одинока и несчастна была в Англии, в молодости. Феликс никогда прежде такого не слышал, он обнаружил, что хочет ее слушать, хотя прекрасно знал, что она могла изменить историю своей жизни на любой другой рассказ, и он слушал бы его с такой же готовностью. Он хотел ее любить. Он хотел представить себе, как бы жил в Гарви-Хаусе, «плюнув на лавочников из Национального фронта». Она делилась разными теориями заговора. Феликс не прерывал ее. Он хотел быть счастливым. Была одна теория про башни. Про высадки на луне. Про то, что Дева Мария была черной. На планете падает температура. Две тысячи двенадцатый год станет концом света. Словно она провела последние несколько лет в интернет-кафе в разных концах страны, собирала информацию. Девон охотно соглашался с ней по всем пунктам. Феликс, настроенный более скептически, слушал молча, никак не комментировал. Она заплетала волосы в две густых косы, как индеец, на лоб повязывала тонкую золотую ленту. И ты только представь себе: настанет идеальное будущее, в котором не будет ни денег, ни магазинов, только склады в центре города, а там – все, что тебе требуется. И никаких замков на дверях. Все люди живут вместе без всякой религии. Он знал, что ее глаза горели безумным огнем.

На следующий день она исчезла вместе с банковской картой Феликса, его часами и всеми его цепочками. Два месяца спустя Девон с Кертисом Эйнджером, парнишкой из Килбурна, и пистолетом зашел в ювелирный салон Ханди на шоссе. Улыбнись, тебя снимает камера видеонаблюдения. В девятнадцать его посадили. Этим летом ему исполнилось двадцать три.

– Извините, вы не можете попросить своего приятеля убрать ноги?

Феликс вытащил наушники из ушей. Над ним нависла потная белая женщина на последнем месяце беременности.

– Я бы хотела сесть, – сказала она.

Феликс посмотрел на неподвижного «друга» напротив и решил, что лучше поговорить со вторым. Он подался вперед. Этот парень сидел, откинувшись головой к стеклу, ничего не видя и закрывшись капюшоном, кивал под музыку. Феликс легонько прикоснулся к его колену.

– Эй, братишка… думаю, леди хочет сесть.

Парень вытащил из уха один из громоздких наушников.

– Что?

– Я думаю, леди хочет сесть.

Беременная натянуто улыбнулась. День был жаркий для такого положения. Феликс посмотрел на нее, и капелька пота скатилась по его носу.

– Да? А ты почему спрашиваешь? Почему ты меня трогаешь?

– Что?

– Почему ты меня спрашиваешь? Почему не она?

– Твой друг положил ноги на ее сиденье, братан.

– Но твое-то какое на фиг дело? Ты почему суешь в это нос? Кого ты назвал братаном? Я тебе не братан.

– Я не хотел…

– Твое-то какое дело? Сидишь – вот и встань на хер.

Феликс попытался защититься, парень махнул рукой перед его лицом.

– Заткнись, кретин.

Второй парень открыл один глаз и тихо рассмеялся. Феликс встал.

– Садитесь на мое место – я выхожу.

– Спасибо.

Феликс видел, как сильно ее трясет, видел, как слезятся глаза. Он посторонился, почувствовал прикосновение влажных рук к своим. Она села. Посмотрела прямо на двоих парней. Проговорила дрожащим голосом:

– Вам должно быть стыдно.

Они подъезжали к «Килбурн-стейшн». В вагоне стояла тишина. Никто не смотрел в их сторону… или смотрели, так быстро стреляя глазами, что заметить взгляды было невозможно. Феликс чувствовал направленную на него огромную волну одобрения, удушающую и ненужную, и, конечно, волну презрения и отвращения, накатившую на парней и отделявшую их от Феликса, от остального вагона, от человечества. Они, казалось, почувствовали это: оба резко встали и поспешили к двери, где уже стоял Феликс. Он услышал неизбежный набор брани в свой адрес. Дверь наконец открылась; Феликс почувствовал толчок плечом и споткнулся на платформе, как клоун. Смех совсем рядом, быстро смолкший. Он поднял глаза и увидел подошвы их кроссовок – они бежали вверх по лестнице через две ступеньки, потом перепрыгнули через турникеты и исчезли.