Северо-Запад

– Таблетки. Мы целый год пытались! Не знаю, все время она их принимала или нет. На них – твое имя. Это ты их ей дала, Натали? Зачем ты так со мной поступаешь? Что это за херня, старуха?

Теперь дети подошли к Натали с двух сторон, ухватили ее за ноги, принялись тянуть, а Натали защищалась от обвинений в пособничестве. Обычно вся ее энергия направлялась на защиту – этому она была обучена, – но по мере того как она говорила, ее мысли перетекли на то, что воспринималось ею как целина, на которой она могла представить что-то вроде боли, которую испытывала подруга, а представив, воссоздать какое-то подобие ее боли в себе.

– Слушай, мне очень жаль.

– Почему она мне врет? Она не в себе. Она мне сказала, что начала молиться. Она не в себе. С того дня, как умерла Олив, она не в себе.

– В себе. Она все та же Ли.

– Почему она меня ненавидит?

– Ма… пошли, ма. Ну же! Пошли!

– Ли тебя любит. Всегда любила. Она просто не хочет ребенка.

Ясность. Яркая, ослепляющая, такая, которую невозможно созерцать дольше мгновения и которая вскоре превращается во что-то другое. И все же на мгновение она задержалась здесь.

– Пожалуйста, приходи.

Они втроем сидели на автобусной остановке перед «Паундлендом», ждали девяносто восьмого. Дама лет семидесяти с лишним с привлекающей взгляд седой прядью в черных волосах рассказала, как ей с йоркширским терьером в ручной клади удалось избежать революции на самолете, зафрахтованном самим шейхом. Не с этим терьером. С тем, что был за два терьера до этого. Но в некотором смысле я стала хорошей мусульманкой, только когда приехала в Килбурн. Вот где на меня сошла настоящая святость. Я думала, собаки – хараам, сказала Натали. Не моя собака. Минди-Лу – настоящий божий дар. Пусть она полижет ваших детей. Это своего рода благодать божья.

Подошел автобус. Натали села, прижала раскалывающийся лоб к стеклу. «Петушиная таверна». «Макдоналдс». Старый «Вулвортс». Букмекерская контора. «Стейт эмпайр». Уилсден-лейн. Кладбище. Кто сказал, что это ее пожизненные координаты, которым она всегда будет верна? Как она может их обмануть? Свобода была абсолютной и повсеместной, постоянная смена мест. Нельзя найти ее в старых, знакомых местах. Как невозможно заставить других людей раздеться и отдать тебе их одежду. Ясность! И когда я поняла, что Минди-Лу фактически может говорить со мной через мой мозг, тогда у меня и наступил миг прояснения, как в книге или кино, и я поняла, что надо мной всегда будут трястись, меня всегда будут любить все, с кем я встречусь, всегда, до самого конца. О’кей, сказала Натали, подняла Наоми и покатила коляску к выходу. Приятно было поболтать. Мы здесь выходим.

У двери Мишель взял Натали за руку и повел по коридору, через кухню и дальше по траве, словно они отправились в экспедицию и она без него не нашла бы дорогу. «Может, купить новую собаку. Я не знаю, чего она хочет». Он был совершенно разбит. Такой милый. Натали поднесла ладонь козырьком ко лбу, защищаясь от августовского солнца. Она увидела Ли – та лежала в гамаке в саду, под солнцем. Она пролежала там несколько часов, отказываясь говорить. Натали вызвали для срочной консультации. Она пыталась тихонько подойти с детьми. Но они цеплялись за нее, оба слишком разгоряченные и кричащие, мешали ей идти. Мишель предложил взять их на кухню. Они прилипли к матери. «Может, наполни это», – сказала Натали и передала Мишелю две пластиковые бутылочки. «Дети, идите. Идите с Мишелем». Она села на скамейку напротив гамака и позвала свою добрую подругу по имени. Ничего. Она спросила у Ли, что случилось. Ничего. Она сняла с себя сандалии и коснулась босыми ногами травы. С тем, что осталось от ясности, она предложила подруге на выбор несколько афоризмов, аксиом и пословиц, об истинном содержании которых она могла только догадываться по их широкому распространению – так человек принимает на веру номинальную стоимость бумажных денег. Честность – лучшая политика. Любовь побеждает все. Выбирай, что нравится.

Она говорила, и Ли ее не останавливала, но Натали попусту тратила время. Она нарушала женский закон, который гласит, что одна женщина не должна показывать другой слабость, если такая же уступка не будет сделана другой стороной. Пока Натали не внесет платеж в виде новоиспеченной истории, предпочтительно глубоко личной, хотелось бы надеяться секретной, она ничего не получит, а кроме того, до этих пор ее добрая подруга Ли Ханвелл не будет слушать никаких советов.

– Ли! – воскликнула Натали Блейк. – Ли, я с тобой говорю. Ли!

Она услышала вопли Спайка; он бежал к ней и вскоре запрыгнул на нее, а она подняла его и попыталась выслушать и понять ту несправедливость, которую, как он считал, была совершена по отношению к нему. Ли очень медленно повернула голову к Натали. Спайк лежал на коленях матери. Нос Ли сгорел и шелушился.

– Посмотрите на нее, – сказала Ли. – Мать с ребенком. Посмотрите на нее. Просто мадонна, блядь.