Северный Удел

По времени-то все выстраивается очень гладко. Допустим, Ярданников бежал от компаньона, прихватив немного «пустой» крови. Сейчас уже, наверное, не дознаться, была ли рядом с трупом обнаружена «клемансина» или хотя бы осколки стекла. Но это восемь с лишним месяцев назад. А в январе убивают Меровио Штольца. Кстати, в южной усадьбе, куда вся семья Штольцев переселилась подальше от снежной ганаванской зимы.

А южная их усадьба – это верст тридцать к юго-западу от Брокбарда, достаточно в самом начале с Южного тракта свернуть на Новую дорогу.

Только вот не слишком ли короток для подготовки покушения отрезок в один месяц?

А может быть, я вижу умысел в случайном событии? Как, впрочем, и Сагадеев. Не чудится ли мне отгадка на пустом месте?

Связанные с кровью психические болезни редки, но известны уже давно. Есть и такая, когда кажется, что собственная кровь превращается в яд и обжигает внутренности. И грудь в этом случае тоже режут и на стены брызгают.

И все же.

Я внимательно перечитал строчки про таинственного компаньона. Не наш ли враг? В закрытой карете, неясной крови. В Ассамею он просто обязан был отправиться сам, если там действительно…

А почему там?

Я знаю все двенадцать колен Гиль-Деттара, знаю, какой ясык платят ему пустынные байсаки, знаю по именам его евнухов и первых шахар-газизов, знаю имя любимой сабли бека – Карамунтат, «черная невеста», но, гуафр, не знаю, что там лежит дальше его земель.

У Суб-Аннаха, кстати, тоже про это ни слова.

Про Полонию, Астурию – пожалуйста. Как и про экзотический Инданн, островной Айнын, заокеанский материк Никитин.

А главный вопрос – почему мы ушли оттуда? Или бежали?

Я прижал пальцы к глазам, пытаясь составить план действий. Первое: выяснить про земли за Ассамеей у начальства. Еще есть Имперское историческое общество. А еще есть Гебризы с их памятью крови…

Гуафр! Я вскочил.

Майтус! Я совсем позабыл о нем. Кто его пользует сейчас, когда Репшин убит? Некому.

Слабый отклик своей крови я уловил в одной из спален первого этажа. Кровь была спутанна, тревожная, мятущаяся. Кажется, у Майтуса был жар.

Совсем, совсем забыл!

По пути я успел подумать, что даже если экспедиция не особо афишировалась, то отставных военных не наймешь скрытно. Это не «козыри». У них свои биржи, свои контракты с паями в Императорском страховом доме. Правда, очень может быть, что нанимателем числится Коста Ярданников. Но проверить не помешает. Это второе.

В комнате Майтуса я застал сестру, обтирающую лоб кровника смоченным полотенцем.

– Бастель! – кинулась ко мне она. – Он весь горит. И шепчет, страшно так, про кровь, про какого-то человека.

Я клюнул ее губами в щечку:

– Все хорошо. Раскрой окно.

Мари послушно раздернула шторы.

Полутемная комната осветилась, со стуком оконных створок вполз шум дождя, звяканье капель по карнизу.

Майтус пошевелился. Лицо его повернулось к свету, желтоватое, с заострившимися скулами, с тяжелым колтуном волос на лбу.

– Господин… – произнес он в беспамятстве. – Страшный…

Столик перед кроватью был уставлен репшинскими склянками. Здесь же стояла тарелка с вареным картофелем, едва тронутая.

– Он ел? – спросил я Мари.

– Ночью очнулся, попросил картошки, но съел один лишь кусочек, – сестра встала рядом. – Мама с доктором не велели тебя беспокоить, потому что ты сам только что с постели.

– Так ты всю ночь здесь провела?

– Ага, – ответила Мари. – Яков Эрихович показал, что ему давать.

Я прижал ее к себе:

– Как ты еще на ногах держишься?

Сестра пихнулась локтем:

– Не говори со мной как с маленькой. Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я, между прочим, курсы медсестер окончила!

– Когда это?

– Год назад, когда еще хотели вновь войска посылать в Пруссию и Полонию.

– Не знал.

Сестра вздохнула:

– Здесь все какие-то встревоженные. Веселятся, а в глазах – пустота. Или страх. Но их прячут за улыбками. Некоторые напиваются, будто в последний раз. Меня не пускают в папино крыло, в библиотеку, Террийяр день ото дня мрачнее, мама смотрит на розы и отвечает невпопад. А еще ходят слухи, что режут высокие семьи. Папа пропал… – Мари всхлипнула. – Ты думаешь, у меня только свадьба в голове?

– Эх, Машка-букашка, – я поцеловал ее в лоб. – Ты стала совсем взрослая. Только тебе не идут круги под глазами.

– А сам-то? Лежал в своей комнатке как мертвец.

– Ладно. Репшин перевязку делал?

– Я делала. Рана плохо заживает.

– Ты знаешь, что доктор?..

– Да, – тихо ответила Мари.

– Все, – я подтолкнул ее к двери, – иди спать. Я посижу, повожусь с жилками. И еще…

Сестра обернулась, держась за ручку. Вид у нее был усталый.

– Нет, ничего, – улыбка мне далась через силу. – Все, иди.

Мари прикрыла дверь, и я подсел к Майтусу.

Смотреть кровью на него без содрогания было невозможно. С половины тела жилки были содраны и отмирали.

Без моего вмешательства кровник был не жилец. Только хватит ли сил у нас обоих? От объема работы, честно говоря, брала оторопь.