Северный Удел

Я хрипло рассмеялся на очередной трубный звук. Давай-давай, я скоро, я рядом. Шнурова-то забыли подождать?

Ах, как у вас все хорошо, как все гладко!

И кэхе-то у вас, и кровь фамилий, и мертвы почти все. Кроме меня. Благодать просто! А Терст, сам того не предполагая, вас обыграл.

Последний склон оказался крутоват, но, когда я выполз на вершину, Ша-Лангхма как на ладони открылась моим глазам.

Падение Сонгинкхана образовало небольшой кратер в низине между холмами, и вокруг него каменными лепестками циклопического цветка выступала порода.

Время сгладило грани, мох затянул трещины, кое-где пробивались кустики. Расширяясь, к кратеру вел выплавленный в каменной поверхности желоб. Когда-то ход к сердцевине «цветка» был заложен, но сейчас серые прямоугольные блоки были растащены по сторонам, частично разбиты, частично повалены, частично откачены на бревнах. Всюду валялись стволы и щепа, доски, жерди. Видимо, пропавшие весной опустокровленные жители деревень освобождали проход вручную, используя примитивные рычаги.

Я продул стволы и проверил патроны в «Фатр-Рашди». Ждать, теперь ждать. Или я прав в своей догадке о чистоте крови. Или умру.

Низкое солнце наполняло низину с кратером густой охрой и длинными острыми тенями. У черной щели входа в склеп караулом стояли и сидели люди. Они не переминались, не почесывались, не поворачивали головы. Они казались деревянными манекенами, которые последний год модно стало выставлять в магазинах платья.

Мысль о платьях вызвала в памяти Катарину, я зажмурился, выдрал моховой клок и медленно перетер его в труху. Не прощу.

Снова звук!

Холм дрогнул подо мной, пустокровники внизу закачались, кто-то стоящий сел, но скоро звук прекратился, опять стало тихо, и движение успокоилось.

Ну вот, подумал я, вот тварь у цели.

Что в ее голове? Древние слова? Думы о награде от воскресшего Пожирателя? Ее распирает восторг от близости воплощения задуманного?

Пусть.

Огюм Терст любил повторять: «Самое большое количество непоправимых ошибок совершается в конце операции. Совершенно человеческое свойство. – И добавлял, пряча улыбку: – Это подтверждается каждым вторым криминальным романом, что я прочитал».

Я переменил позу, а в следующий момент едва не слетел с холма и не потерял «Фатр-Рашди». Рев бури обрушился на меня. Одновременно с ним землю сотрясло так, что со склонов посыпались камни, а блоки внизу сдвинулись со своих мест.

Вот как. Если считать, что «клемансин» с кровью было семь, то, видимо, осталось пережить еще два всплеска. Интересно, моя кровь уже?..

Распластавшись на склоне, я заметил, что в отдалении, у самого начала желоба, стоят телеги и карета. Лошадей видно не было, скорее всего, распряженных, их увели от склепа. По широкой дуге я сполз вниз и, на всякий случай прячась в тенях, подобрался к повозкам поближе. Ни охраны, ни возницы.

Солнце садилось. Все вокруг приобрело киноварные цвета.

Новый рев прибил меня к тележному колесу, забросал мхом и пылью, телега, подпрыгнув, чуть не размозжила мне ногу, но я кое-как успел откатиться в сторону.

Первой мыслью было забраться в карету и подождать убийцу там, но желание узреть результат воскрешения пересилило. Я устроился за осколком камня так, чтобы щель в склеп находилась в прямой видимости.

Казалось, кровь течет по желобу прямо к нему. Стоящих пустокровников уже не осталось, и подниматься никто не торопился.

Стало вдруг так тихо, что я за сто шагов услышал голос, вещающий внутри склепа. Взывающий. Торжествующий:

– Коэй Сонгинкхан… коэй!

Агрх-рых!

Гром ударил с неба. Облака налились кровью. Один каменный лепесток обломился и с грохотом упал. В склепе словно кто-то сделал мощный вдох. Воздух потек внутрь. Он тек сильнее с каждой секундой, забирая с собой пыль и древесную шелуху. Скоро мне пришлось упереть каблуки в землю, ветер задергал волосы и рукава. Заскрипела рессорами карета. Покатилось бревно. Воздух взвыл. Крестьян неожиданно подняло и, ломая, будто спички, втянуло в щель одного за другим. Мне послышался треск костей и одежды. Камень размером с мою голову ядром ударил в плиту у входа.

– Коэй! – прорвался голос.

Ветер стих.

На низину с кратером опустились сумерки в редких сполохах закатной крови. Слабый-слабый звук родился в недрах склепа. Он был похож на стон древнего старца. Старец издыхал, старец силился что-то сказать, но выходило у него: ссс…

Через несколько секунд из щели появился человек. Он постоял там, выжидательно вглядываясь во тьму, затем, пошатываясь, направился к карете. В руке его болтался незащелкнутый саквояж.

Я вышел ему навстречу:

– Здравствуйте, дядя Мувен.

– Бас…

Человек замолчал, лицо его сморщилось в попытке меня разглядеть. Потом он опустил глаза и увидел «Гром заката».

– Зачем? – спросил я его.

– Не получилось… – сказал убито дядя Мувен. – Не возродился.

– Где кровник? Мальцев где?

– Кровник? – Дядя Мувен словно не понял, о ком я спрашиваю. Возможно, уже забыл о нем. – Он там, там остался… у Ша-Лангхма, мертвый…

– Пожертвовали? – усмехнулся я. – А сами не решились к Богу?

– Не получилось, – замороженно повторил дядя. – Все так хорошо шло, и не получилось.