Северный Удел

Я подступил на шаг:

– Посмотрите на меня, дядя Мувен.

– Бас… – Дядя качнулся ко мне и отпрянул, будто от морового больного: – Ты… Вы не Бастель!

Совиные глаза на круглом, совершенно не кольваровском лице распахнулись. Нижняя губа дрогнула.

– Вы не Бастель! – выкрикнул он. – Вы похожи…

– Я – Игорь Баневин, – сказал я. – Бастель был убит. Еще в июне, Эррано Жапугой.

– Но кровь…

– Кровь во мне – его. С ма-аленькой примесью.

– С примесью? – Мувен дико посмотрел на меня. – То есть не чистая?

– Нет.

Саквояж шлепнулся на землю.

– Вы! Вы! – Мувен скрючил пальцы.

– Осторожнее, – я приподнял ствол «Фатр-Рашди». – У меня нет к вам родственных чувств, и я выстрелю, не задумываясь. Вы не ответили на вопрос: зачем?

– Зачем? – Мувен криво улыбнулся. – Затем, что это был шанс! Ах, Бас… Игорь! Когда ты видишь шанс, ты всегда его чувствуешь! Эти клочки бумаги – в них не было ничего. Ничего! Еще один миф, древняя выдумка. Но, когда мы с Аски стояли где-то на этом же месте и смотрели… здесь все еще было завалено… я уже думал: вот оно! Шанс. То, что редко кому выпадает в жизни.

– Шанс на справедливость?

Мувен издал горловой звук:

– Не смешите меня! Мне просто не везло. Всю жизнь. Я родился не в той семье, женился не на той женщине, я не люблю ни ее, ни наших детей, все дела, в которых я участвовал, прогорали с безумной скоростью. Даже железнодорожная концессия, представляете? Моя кровь оказалась ничем не примечательной кровью, хотя и с высокими нотками. У меня оказались родственники, которых я возненавидел всей душой, – уж им-то в жизни было отмерено сторицей! И долги, долги, долги…

– Довольно душещипательно.

– Вы можете смеяться, но не можете прочувствовать и доли тех испытаний, что выпали мне! И вот у меня появился шанс изменить все, стать новым человеком, а возможно, даже не человеком – приближенным высшего существа, отряхнуть мир с ботинок…

– Высокопарно.

– Может быть! Когда у тебя много долгов, а еще любишь сгонять партию-другую в «чечетку», поневоле знакомишься с разными людьми. Не всегда приятными. Шнуров был бестия почище меня, но с пунктиком насчет крови. Нашего высококровного брата не любил. На эту тему я его и подцепил. Мол, будет возможность рассчитаться за все. Он мне и с людьми помог, и Ярданникова нашел. Тот сам не свой был от восточных сказок, про храмы да эликсиры разинув рот слушал. Сам меня через кровника уговаривал деньги на экспедицию взять…

– Дальше неинтересно, – сказал я.

– Погоди-погоди, – заторопился Мувен. – А кэхе? Ее еще много там, за Хан-Гюли, за Шайтан-Кале. Я один знаю дорогу. У меня карта…

Он присел к саквояжу. Листок заплясал в его пальцах:

– Я перерисовал. Я все перерисовал.

– Хватит.

Мне стало противно его слушать. Я понял – ему кажется, что он не совершил ничего страшного. Просто не преуспел. Еще одна неудача в сплошной череде.

Но было близко, да, близко, еще бы чуть-чуть…

Кажется, Мувен что-то недоброе разглядел в моих глазах.

– Игорь, – подался он ко мне, – мы можем вместе. Можем не оживлять, можем править сами, кэхе позволит…

Жало прихваченного в саквояже скальпеля, прорезав карту, устремилось к моему горлу. Я ждал этого, я выстрелил раньше.

– И здесь не получилось, – прохрипел Мувен и упал.

Я не помню, сколько простоял, не двигаясь. Все, крутилось в голове, все.

Затем я нашел лошадей, подвез к щели склепа несколько бревен, тело Мувена положил поверх, присыпал щепой и запалил.

Огонь разгорелся быстро.

* * *

Письмо лежало на серебряном подносе, который держал навязанный новым начальником тайной службы Бутурлиным камердинер.

Неделю назад приведенный к правлению молодой человек с легким пушком над верхней губой и глазами, которые многие прозвали «оловянными», придержал ладонь. Она повисла над подносом, пальцы чуть дрогнули:

– Вы читали?

Камердинер мотнул головой:

– Нет, государь. Перлюстрировали в тайной.

– Ясно.

Письмо было на грубой, сложенной треугольным конвертом бумаге. Император отметил, что так обычно принято у военных.

– Что с волнениями? – произнес он, разглядывая загнутый бумажный уголок.

– Несколько поджогов, ночная стрельба в Брокбарде, студиозусы гематологического приняли манифест «О равенстве крови». В целом ничего серьезного. Паникеров тоже привели в чувство. Некоторым приписали домашний арест.

– Усадьба Кольваро?

– Там следователи. Все оцеплено двумя пехотными ротами. Трупы потихоньку выдаются родственникам, но под контроль крови.

– Да, это правильно.

Молодой император взял письмо, развернул и подошел к окну, за которым сквозь облетающие березы проглядывала дворцовая площадь.

«Государь император! – прочитал он. – Меня Вы не знаете, и, пожалуй, я хотел бы остаться неизвестным. Дело здесь даже не в каких-то моих личных соображениях, а в заботе о государственной безопасности. Я в курсе расследования господ Терста, Сагадеева и Кольваро и располагаю знанием его результатов.

Именно поэтому не желаю раскрывать себя.