Северный Удел

– Жар почти спал. Еще когда ты сбежал на «Касатку», я понял, что спокойной жизни у тебя не будет. А матушка хранила все твои письма, знаешь? Целый ящик в секретере был выделен под эти короткие, редко когда в полстраницы писульки. Что бы тебе писать чуть длиннее? Анна с Мари выдумывали ужасы между строчек и сами же рвались выручать тебя из этих своих фантазий.

– Их нет, – сказал я. – Ни Мари, ни…

У отца горько сомкнулись губы.

– Я знаю, – сказал он, помолчав. – Я слышал их смерть.

Я посмотрел на его подрагивающие худые пальцы, на грязь, застывшую на щеке. Горло мое стиснуло.

– Пап, я не смог, – выдавил я. – Слышишь?

И зарыдал, содрогаясь.

Боль и бессилие мои прорвались слюной, хрипами и слезами. Сквозь тонкий плед лопатки бились о каменный пол.

Я кричал, и рычал, и звал всех по именам. Вина терзала меня, боль терзала меня. А смерть удивленно скалилась издалека и не понимала, почему я все еще живой.

Я и сам не понимал.

Вокруг пустота, а я жив. В памяти лица, слова, улыбки. Дорогие, знакомые, близкие.

Отец отворачивался и утирал глаза. Но молчал, только пальцы его тискали мою руку. Потом я выдохся. Выскулил, выревел все. Солью напитал виски. Все, сказал себе, все, хватит, вернуть никого нельзя, а остановить еще можно.

Значит, встану и остановлю.

– Помоги мне сесть, – попросил я отца.

– Эх, – вздохнул он, – вечно ты куда-то спешишь.

Оказалось, что мы находимся в небольшом, обшитом досками коробе под складом. Когда отец прислонил меня к стене, от макушки до низкого потолка не смогла бы пройти и ладонь. Короб узким ходом тянулся в сторону реки, и в темноте были слышны ее бурление и плеск волн. Огонь свечи все время тянуло туда.

– Это еще при твоем деде сделали, – сказал отец, чуть подсветив дальний угол, в котором обнаружились несколько бочонков. – Был у него управляющий. В устье на островах били нерпу, жир закатывали, а тот оформил при верфи тайничок. Жир, видишь ли, считался чудодейственным.

Я мазнул ладонью по груди:

– Этот?

– Этот. – Отец прислонился к стене рядом. – Хочешь?

Он протянул мне несколько полосок вяленого мяса. Я взял. Несколько минут мы жевали полоски, запивая водой из отцовской фляжки.

Мне пришло в голову, что он неплохо подготовился. Запасы, возможно, делал Майтус, еще до того, как поехал встречать меня.

– Почему ты здесь? – спросил я.

Отец хмыкнул:

– Здесь я решил ждать тебя и армию. Дождался только тебя. Армию ты умудрился растерять по дороге.

– Поместье разгромили, – сказал я.

– Я догадываюсь, – кивнул отец.

– И не будет никакой армии.

– Значит, этот мир закончится, и начнется новый.

Мне подумалось, что в новом мире вряд ли найдется место Кольваро. И вообще высоким фамилиям. Новая сила как новая метла.

– Как ты сбежал?

– Помнишь, рядом с поместьем была заводь? Один из моих рыбаков ждал меня там. Потом отвез сюда.

– Нет, из своего крыла.

– А-а, это пустое, – подтянув ноги, отец обхватил руками колени. – Со смерти Полякова-Имре я уже готовился к нападению. Вспоил кровью виверну. Наделал големов. Чтобы Анна ничего не заподозрила, строго-настрого запретил кому-либо входить в свою половину. И отпустил ее с дочерью к Готтардам на два дня. Дождался, вытравил всю кровь. О тебе, прости, вспомнил в последний момент, подумал, что если…

Он вздохнул и с тоской оглядел короб.

– Я подумал, что тебе будет по зубам эта задача. Что, если я умру, мой сын обязательно отыщет убийц. Разве я что-либо понимал тогда?

Мне вспомнились строчки из письма.

– Почему ты написал, что я могу доверять только Майтусу?

– Потому что изначальная кровь может превратить во врага любого человека, кроме того, которого ты чувствуешь как самого себя. Я хотел, чтобы ты был настороже.

– Изначальная? Если ты про «пустую» кровь, то она превращает только низкокровных.

– Вот как… – Отец задумчиво покачал головой. – Значит, я не так перевел. Стал бояться всех вокруг. Особенно незнакомых гостей. Их почему-то в это лето было очень много.

Он умолк, прислушиваясь, и прополз на коленях мимо меня во тьму.

Что-то стукнуло, сдвигаясь. Дымный луч дневного света упал на доски. Аски Кольваро быстро приник к нему глазом.

– Лошади, – с облегчением проговорил он, вновь закрывая отверстие. – Здесь подрыто и видно дорогу. Лошади ходят.

– Отец, – произнес я, и Аски Кольваро застыл передо мной.

Огонь свечи сделал всклокоченные волосы похожими на языки пламени.

– Отец, что ты переводил? Расскажи мне, откуда все пошло. Ты знаешь? Что за Ша-Лангхма?

Отец вздрогнул.

– Ша-Лангхма – Северная Часть, – прошептал он. – В противовес Ша-Сейхон – Южной Части.

– Части чего?

– Бога.

Несколько секунд я переваривал сказанное.

– Отец, в богов верят в Европе. В Инданне божественными считают наших предков. В империи же верят в кровь, государя императора и Благодать.

– Да, так и нужно, – отрешенно сказал отец. – А еще мы верим в Ночь Падения.

– Это с младших классов гимназии…

– Да-да! – горячо заговорил отец, поблескивая глазами. – Пятнадцать тысяч лет назад разлилась Благодать, образовав семь фамилий… Я должен сказать тебе, – наклонившись, задышал он, – что это не сказки, нет, не сказки…