Помрачнев, он подсел на мою лавку. Завозился, извлек из-за пазухи папироску. Я подвинул ему плошку. Урядник прикурил, чуть не опалив брови, выдохнул едкий дым сквозь ноздри.
– Что-нибудь менее ядовитое у вас есть? – поморщилась Зоэль.
– Не имеем, – кратко ответил урядник.
– Дайте тогда, – прищелкнула пальцами шпионка.
Сахно пожал плечами и, зажав папироску между зубов, выудил мятую бумажную пачку, на боку которой золотилось: «Нагорные».
Зоэль прикуривала с жадностью. Втянула дым в себя, на мгновение остеклянела глазами. Скулы ее покраснели.
– Курва! – Она, согнувшись, закашлялась. – Оно все так в империи – на вид как настоящее, а на самом деле – дерьмо?
– Осторожнее, дамочка, – дернул щекой урядник.
Пальцы его сжались в кулаки.
– Диана, – сказал я, успокаивающе накрыв ладонью запястье Сахно, – у нас одно дело. А личный счет с империей вы, кажется, уже свели.
Зоэль несколько секунд кусала губы.
Я видел, я чувствовал через метку, что ей хочется объяснить нам, какие мы упыри и уроды, как она нас ненавидит, как ее выворачивает от наших рож, от наших приемов, от нашей крови. О, Маттербург и Остенвюльде!
Кто-то у нее там, видимо, погиб. Родители? Любимый?
– Ладно, это я сгоряча, – Зоэль отвернулась, взяла себя в руки, – но папироски – дерьмовые.
Спустился Тимаков:
– Белья нет, топчаны хорошие. Кажется, без клопов, – он подхватил у стойки табурет и сел с краю так, чтобы не встречаться глазами со шпионкой. – Все-таки не понимаю, что им здесь нужно. Бастель, это вообще-то ваша вотчина.
– Я был только на верфи, – сказал я.
– А дальше?
– За верфью, кажется, есть старый благодатный приход. Чуть ли не в два столетия возрастом. Но он уже рассыпался весь. Был еще охотничий домик. На всех картах за ним имеются лишь далекая береговая линия и кружки стойбищ.
– Странно, – сказал урядник.
Обстучав сапоги от грязи, через порог шагнул седоусый жандарм, махнул рукой на окно:
– Был сейчас за мостом. Как есть, две повозки и человек тридцать. Следы ног четкие. От этих отстаем на полдня.
– Куда шли? – спросил я.
– Все туда же, на север.
Следопыт качнул головой и вышел в запахи костра и каши, текущие в раскрытую дверь.
Я задумался, обкусывая ноготь. Действительно странно. То есть стоит предположить, что, если один храм был на юге, почему второму не быть на севере?
Один охраняли Гебризы, второй – Кольваро. Остальные, будто прослойка, распространились между. Потому империя так компактна, хотя в последнее время и раздалась вширь. В одном храме – «пустая» кровь, в другом…
Ну же, шепнул в моей голове Терст, ты на правильном пути, Бастель.
Хорошо, на юге – «пустая» кровь, которая гораздо сильнее крови высоких фамилий. Но адекватного носителя ее нет. Простые люди могут принять ее, но при этом становятся несамостоятельны и послушны чужой воле. (Интересно только, каким образом?) О том, как «пустая» кровь соотносится с высокой, можно спросить у Косты Ярданникова.
Который мертв.
Допустим… Допустим, причина похода на север – именно место, где должна оказаться «пустая» кровь.
Но зачем тогда кровь Полякова-Имре, Штольца, Ритольди… моя?
Для инициации? Для запуска какого-то механизма? Для возрождения силы, о которой говорили и Мальцев, и Шнуров?
Силы…
– А подвиньтесь-ка!
Двое отставников с грохотом водрузили на стол дымящийся, густо пахнущий мясным котел на треноге, высыпали ворох разномастных найденных тут же ложек.
– Извините, – резко встала Зоэль, – я не голодна. В какую комнату мне идти?
– В среднюю, – помолчав, сказал Тимаков.
Кажется, я расслышал ругательство, когда Зоэль поднималась по ступенькам. Или же уловил через метку? Такое бывает.
– Ну-кась.
Перегнувшись через стойку, урядник собрал миски с нижних полок. Каждый себе, мы по очереди начерпали кашу половником. Плюх, плюх.
Я выловил большой темный кус мяса.
– Везет вам, – завистливо проворчал урядник.
Ели торопливо.
Рядовые жандармы кучковались во дворе, у второго котла. Кто-то нет-нет и проходил коридором сквозь дом, бухая сапогами.
Звучали голоса, звенела упряжь, фыркали лошади. В почтовой половине уже всхрапывали и бормотали во сне.
Огарок погас. Урядник, крякнув, достал из походной сумки тонкую свечу, поджег и углубился в растрепанную книжицу. Читая, он смешно, по-детски, шевелил губами.
– Я наверх, – сказал Тимаков, отставляя миску. – Когда подъем?
– В три, – ответил Сахно.
– Эх, задавлю часиков шесть-семь… – Капитан, зевнув, развел руки в стороны. – Разрешите…
Я дал ему выбраться через лавку.
Урядник проводил поднимающуюся по скрипящим ступенькам фигуру застывшим взглядом.
– Господин Кольваро, – спросил он меня тихо, – что дальше-то будет?
– Найдем Шнурова…
– Нет-нет, – сказал он еще тише, – с империей. Государь император-то… Сердце болит, что смута будет, а вы за власть перегрызетесь.