Такъ являлъ себя мирный, но отъ того не мене жестокій – по-восточному жестокій – минойскій Критъ: на закат собственнаго бытія.
Часть II
Осенняя жатва, или теофаніи. Къ исторіи одного рожденія
Глава 1. Лабиринтъ, или дни несчастій
Если ране на Крит царила Жизнь, то нын Смерть, неумолимая, будто Судьба, расправила крылія и властвовала, себя казавши моромъ, гладомъ и тьмами жертвъ. Тотъ, кого поздне нарекли Аполлономъ, плавилъ аэръ: стрлами смертоносными, давя и губя всё живое; аэръ дрожалъ, подрагивалъ, переливаясь, струясь и мерцая немрно. И была осень – какъ ножъ.
Рыдалъ всь Критъ, и стенала земля, оплакивая Имато Благобыкаго, Имато Багрянороднаго, но, умывшись кровью, потомъ и слезами, не очистился Критъ; сквозь рыданія и плачи поначалу часть народа воспринимала Касато какъ отчасти самозванца, но то была малая часть критянъ; съ иной стороны, самозванецъ общалъ быть боле мудрымъ, нежели Имато и – кто вдаетъ? – боле благорасположеннымъ къ народу; иные – большинство – попросту боялись думать о столь высокихъ матеріяхъ, да и думать имъ было некогда и непривычно. Народъ безмолвствовалъ, что въ нашемъ случа означаетъ: колебался между возставшими и властью новою, какъ правило, со страхомъ отдавая предпочтеніе первымъ. Зримы были дла Акая (а, быть можетъ, и иное – пребываніе на тогдашнемъ Крит