Северный крест

   — А вот господину-товарищу Скоморохову кажется, что его голова в этой мясорубке уцелеет, что он вопреки всему и вся построит в России новое общество. Мне, например, так не кажется. Итак, лейтенант, загоняйте миноноску в док, представителем своим, присматривающим за ремонтом, оставьте старшего офицера, сами же на пару-тройку месяцев — в окопы. Пока линия фронта не будет выровнена. Потом вернётесь в Архангельск.

Это было неожиданное решение. Складывалось впечатление, что адмиралу было уже на всё наплевать. Лебедев вытянулся, будто струна: всё было понятно.

   — Разрешите идти?

   — Идите, Игорь Сидорович!

Лебедев вышел из кабинета контр-адмирала, привычно щёлкнул кнопками перчаток. Только щёлканье это что-то не подбодрило его, не вселило надежду. Скорее — наоборот. Миновав два квартала, Лебедев увидел открытую дверь шалмана.

Заглянул в него. За стойкой восседал мордастый хозяин в наглухо застёгнутой красной рубахе.

   — Есть что-нибудь особенно крепкое? — спросил Лебедев.

   — Ром. Шестьдесят градусов выше ватерлинии.

   — Налей стакан.

   — Вонючий, как козья моча. И на вкус такой же... Так что предупреждаю, господин моряк.

   — Налей, я же сказал.

Ром был превосходный. И вкус у него был превосходный, просто хозяин этого шалмана смыслил в крепких напитках не больше, чем курица в морской навигации. Был хозяин носаст, черноволос, пучеглаз. «Явно с Кавказа, из какого-нибудь абрекского аула — торговлю здесь разворачивает, — подумал Лебедев. — Изворотливый мужичок. Из тех изворотливых лиходеев, что не упустят возможности сесть нам на шею». Лебедев как в воду глядел: ныне, куда ни глянь, по всей России в шалманах, на рынках, в палатках, расставленных вдоль дорог, сидят одни абреки — потомки тех самых лиходеев, с которыми общался лейтенант.

Втянув носом воздух, лейтенант ощутил, как у него горькой сладостью обварило рот, взгляд прояснел, на языке появился вкус тропических фруктов. Хороший был напиток. Настоящий. Пиратский.

   — А закусить, господин моряк? — спросил абрек, выпучил чёрные глаза. В следующий миг глаза его проворно завращались: — Могу предложить вам чурек со свежей треской...

   — Расстегай, что ли, если по-русски?

   — Он самый, только поострее будет.

   — Кто же закусывает ром расстегаями, любезнейший? Нацеди-ка ещё стакан.

Абрек, с интересом поглядывая на офицера, налил ещё стакан рома. Лебедев выпил его залпом.

Вкус рома он чувствовал хорошо, и послевкусие, какое надо, было, а вот опьянение, которого Лебедев добивался, чтобы забыть разговор с контр-адмиралом Ивановым, не наступало: ром не брал его.

   — Что за чёрт! — выругался Лебедев.

   — Ещё рома? — Абрек, кажется приподнялся над самим собою, жёсткие волосы встопорщились на его голове.

   — Нет! — поняв, что спиртное не возьмёт его, ответил лейтенант, расплатился, щёлкнул кнопками перчаток и вышел из шалмана.

Над Архангельском плыли тяжёлые тёмные тучи — казалось, что природа предостерегает людей, предупреждает о беде, опасно приблизившейся к ним.

* * *

Утром пленников поднял широкоплечий белозубый, с дергающимся лицом мужик в самодельном кожухе, сшитом из плохо выделанной козлины, в солдатской мерлушковой папахе.

   — Поднимайтесь, падлы, — прорычал он хрипло, — пришёл ваш судный день.

Андрюха Котлов вскочил первым. Ликутин застонал, схватившись руками за обвязанную голову, и мужик пнул его ногой. Прорычал грозно:

   — Подъём, падла! — Пнул снова. Повернулся к Крутикову: — А тебе чего, отдельное приглашение нужно? В конвертике, как барину, принести?

Крутиков поспешно вскинулся. Следом поднялся Ликутин, проскулил что-то, но, подмятый жёстким взглядом широкоплечего, умолк.

   — Молодец, всё понимаешь с полуслова. — Мужик блеснул белыми крепкими зубами. — Можешь далеко пойти... Если, конечно, тебя не остановить.

   — Ефим! — выкрикнул кто-то с поляны. — Не телись! Нам уходить пора!

   — А ну, вперёд! — скомандовал Ефим, ткнул стволом винтовки в сторону густого разбойного ельника.

   — Куда? — не выдержав, всхлипнул Крутиков.

   — Умываться! Чтобы рожи ваши в судный день сияли, как новые галоши.

   — Ну и шуточки у тебя, дядя. — Крутиков всхлипнул вновь.

Ефим фыркнул.

   — Это не шуточки. Люди из вашего отряда расстреляли вчера в деревне наших мужиков. Мы расстреляем вас.

В груди у Крутикова что-то противно заскрипело, ему сделалось нечем дышать, рот плаксиво задёргался.

   — Но мы-то тут при чём, дядя? — всхлипнул он. Голос у него стремительно сел.

   — При чём, при чём, очень даже при чём, — хрипло и зло проговорил широкоплечий. — Око за око, зуб за зуб. Слышал про такое, падла?

Крутиков захныкал громче. Андрюха Котлов огляделся — надо бы улизнуть отсюда... Ноги в руки — и в кусты. Он всосал сквозь зубы воздух, словно бы хотел остудить обожжённый огнём рот, чуть присел и в следующее мгновение совершил длинный звериный прыжок, перемахнул через куст и врубился в полосу молодого сосняка.

   — Куда, падла? — заорал Ефим, сдёрнул с широкого плеча винтовку, бабахнул вслед Андрюхе. Затем выстрелил ещё раз.