Читаем Северный крест полностью

   — Одновременно бросьте на костяшки счетов чисто зимние факторы, Владимир Владимирович. Снега, морозы, деревни, запечатанные по самые трубы, бездорожье — всё это свяжет красным руки. Отсюда — вывод от обратного: они активизируют свои действия... Ну и что из этого, собственно, выходит? Они даже могут покинуть свои позиции, которые сейчас занимают. Такое, насколько я знаю, уже было.

   — Было, — подтвердил Марушевский. — Но слишком уж у нас гнилой тыл, Евгений Карлович... Скоморохов вновь начал заигрывать с большевиками.

   — Что вы предлагаете, Владимир Владимирович? — нетерпеливо спросил Миллер.

   — Заранее разработать план отхода наших войск.

   — Отхода куда? — поинтересовался Миллер. В его голосе прозвучала насмешка. А может, Марушевскому это только показалось.

   — В Мурманск, — сказал тот.

Миллер оставил в сторону чай, побарабанил пальцами по столу.

   — План отступления надо иметь всегда, во всех случаях жизни, — наконец проговорил он. — Хороши не те генералы, которые умеют наступать, а те, которые умеют отступать. А ещё лучше — те, что могут делать и то и другое.

К слову, самые последние победы, которые были одержаны русской армией в семнадцатом году на германском фронте, — это были победы частей, которыми командовал Миллер. Миллер вспомнил об этом, и лицо у него посветлело, он вновь взялся за стакан с чаем, отпил немного. Время то было другое, люди были другие, цвет знамён, под которыми они ходили в атаку, был иным, и в стране они жили иной... Губы Миллера тронула сожалеющая улыбка.

В следующее мгновение эта улыбка погасла, лицо посерело, сделалось озабоченным.

Иногда Миллеру казалось, что у него под ногами плывёт, уползает куда-то вбок земля, он пробует удержаться на ней, но это не получается, ноги оскользаются, едут в разные стороны, сердце бьётся встревоженно, гулко, оглушает его... Иногда бьётся так гулко, что Миллер перестаёт слышать собственный голос и ему делается плохо.

Он искал ответ на один вопрос и никак не мог найти, для него было загадкой, откуда же красные черпают свои силы, где берут мощь: что ни новый день — то у них новые успехи. Что ни поход — то победа. У белых этого нет. Поговаривали, что Германия выделила красным своих опытных военных советников, но Миллер отлично знал, что это чушь. Немцам сейчас не до России — справиться бы с тем, что происходит в самой Германии, внутри.

   — Значит, фронтовые части должны будут отойти в Мурманск, — задумчиво произнёс Миллер, прикидывая что-то про себя, на лице его вновь возникло сомнение, проступило очень отчётливо, под глазами образовались светлые «очки».

Для того чтобы эвакуировать несколько полков, допустим, с Пинеги, нужно иметь более-менее сносные дороги... Дорог на Севере нет, и построить их Миллер не сумеет. Эвакуировать войска по воде тоже не удастся — очень скоро реки встанут. Посылать ледоколы — дело очень дорогое и бессмысленное. Обычная трата угля, и больше ничего. Ледоколы нужны для другого — для подвозки топлива в Архангельск...

Выходит, полки будут обречены. Это первое. И второе. Вряд ли Мурманский фронт, где сосредоточены самые ненадёжные части Северной армии, будет крепче фронта, скажем, Печерского. Хотя оборону держать там проще, чем, допустим, в Емцах, в Средь-Мехреньге, на Двине или в Мезени — природные условия Мурманска к этому подходят более, чем в других местах.

Но для этого оборону ещё надо слепить, сколотить, кое-где положить свежие латки, а кое-где и новые пуговицы пришить...

   — Да, фронтовые части должны будут отойти в Мурманск, — спохватившись, запоздало подтвердил Марушевский.

Ни Марушевский, ни Миллер ещё не знали, что во многих полках их армии офицеры, чувствуя гибель Белого движения, стали сколачивать надёжные группы, участники которых могли положиться друг на друга. Это означало, что люди уже ни на что не надеялись, они перестали верить начальству, воинской удаче, судьбе и теперь верили только самим себе. Примечателен был и тот факт, что в эти группы входили не только офицеры, но и рядовые солдаты.

   — Какие-нибудь новые сведения из Онежского района есть? — неожиданно спросил Миллер.

   — Район — наш.

   — С Кож-озера что?

   — Монастырь сильно укреплён. Кругом пулемёты. Пришлось отступить.

Миллер поморщился.

   — Досадно.

   — Собственно, в стратегическом отношении монастырь особой роли не играет, Евгений Карлович, — сказал Марушевский, — он находится в стороне от главного направления. Часть людей из состава экспедиционного отряда погибла. Среди них... — Марушевский достал из кармана записную книжку, глянул в неё, — среди них — капитан Слепцов.

   — Не помню такого, — равнодушно произнёс Миллер.

   — Был вначале у белых, потом у красных, затем снова перешёл к нам. Не бог весть что, но наган держать в руках умел. Оставшиеся на мониторах вывезены в Онегу, сейчас находятся там.

   — Офицеры в отряде ещё есть?

   — Один. В чине поручика.

Миллер немного помолчал. Потом поднялся.

   — Ну что ж, Владимир Владимирович... Действуйте!

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Русского Севера

Осударева дорога
Осударева дорога

Еще при Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря — Белое и Балтийское. Среди дремучих лесов Карелии царь приказал прорубить просеку и протащить волоком посуху суда. В народе так и осталось с тех пор название — Осударева дорога. Михаил Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего путешествия по Северу. Но вот наступило новое время. Пришли новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь… В книгу также включено одно из самых поэтичных произведений Михаила Пришвина, его «лебединая песня» — повесть-сказка «Корабельная чаща». По словам К.А. Федина, «Корабельная чаща» вобрала в себя все качества, какими обладал Пришвин издавна, все искусство, которое выработал, приобрел он на своем пути, и повесть стала в своем роде кристаллизованной пришвинской прозой еще небывалой насыщенности, объединенной сквозной для произведений Пришвина темой поисков «правды истинной» как о природе, так и о человеке.

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза
Северный крест
Северный крест

История Северной армии и ее роль в Гражданской войне практически не освещены в российской литературе. Катастрофически мало написано и о генерале Е.К. Миллере, а ведь он не только командовал этой армией, но и был Верховным правителем Северного края, который являлся, как известно, "государством в государстве", выпускавшим даже собственные деньги. Именно генерал Миллер возглавлял и крупнейший белогвардейский центр - Русский общевоинский союз (РОВС), борьбе с которым органы контрразведки Советской страны отдали немало времени и сил… О хитросплетениях событий того сложного времени рассказывает в своем романе, открывающем новую серию "Проза Русского Севера", Валерий Поволяев, известный российский прозаик, лауреат Государственной премии РФ им. Г.К. Жукова.

Валерий Дмитриевич Поволяев

Историческая проза
В краю непуганых птиц
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке". За эту книгу Пришвин был избран в действительные члены Географического общества, возглавляемого знаменитым путешественником Семеновым-Тян-Шанским. В 1907 году новое путешествие на Север и новая книга "За волшебным колобком". В дореволюционной критике о ней писали так: "Эта книга - яркое художественное произведение… Что такая книга могла остаться малоизвестной - один из курьезов нашей литературной жизни".

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза