Северная Аврора

Приехал и сам Берс, сопровождаемый ординарцем в черкеске и в мохнатой папахе. Вместе с Берсом прискакало несколько английских и американских офицеров. Среди них выделялся высокий, поджарый, уже немолодой офицер в фуражке с красным околышем, обозначавшим его принадлежность к штабу. На груди его пестрели орденские ленточки. Он исподлобья смотрел на все происходящее. Левая его рука, в замшевой желтой перчатке, нервно перебирала поводья лошади, правой, вытянутой вдоль бедра, он держал стэк с кожаной ручкой и тонким, гибким стальным хлыстом.

Это был подполковник Ларри, прикомандированный американским штабом к союзной контрразведке.

За углом пакгауза, позвякивая оружием, строились солдаты.

Заметив среди пленных Оленина, Берс подскакал к подполковнику Ларри и что-то доложил. Американец распорядился, чтобы телеграфиста подвели к нему. Когда это распоряжение было исполнено, Ларри ударил Оленина стэком.

Плечи телеграфиста вздрогнули. Он кинулся к лошади, на которой сидел офицер. Лошадь рванулась. Ларри побагровел и нанес Оленину еще несколько сильных ударов. Льняная голова бойца окрасилась кровью, он упал. Среди пленных возникло движение. Но солдаты мгновенно окружили их, загоняя прикладами в раскрытые двери пакгауза. Туда же бросили и Оленина.

Иностранные офицеры вместе с Берсом, пришпоривая коней, поскакали прочь.

Было душно. Над ржавым, болотистым полем с желтеющими сочными кустиками куриной слепоты тучами реяла мошкара. Дома, зажженные в Исакогорке снарядами с крейсера "Аттентив", давно сгорели, но пепелища еще дымились.

В одном из домов Немецкой Слободы, отведенном для американской миссии, собрались на совещание возвратившиеся в Архангельск Френсис, Нуланс и Линдлей.

- Мой дорогой... - тихо говорил Френсис британскому поверенному. - Я слыхал, что камеры в здешней тюрьме уже переполнены. Неужели большевиков так

много?

- Много, - с гримасой ответил Линдлей. - Расплодились.

- Надо навести порядок.

- Надо организовать каторжные тюрьмы на морских островах, - настойчиво сказал Нуланс, французский посол. - Мудьюг - самое подходящее место для большевиков.

- Что такое Мудьюг? - спросил Френсис, сняв пенсне и щурясь.

- Почти голый остров. В Двинской губе, на выходе в Белое море... Кажется, тридцать морских миль от Архангельска. Постоянные ветры... Зимой метели... Хорошая могила для большевиков!

- Займитесь этим, мой друг, и как можно скорее. Вы согласны, Линдлей?

Линдлей молча кивнул.

Затем были обсуждены другие вопросы: об участии американцев в администрации, о прикомандировании американских офицеров к английскому штабу, о предстоящем экспорте... Френсис заявил, что скоро наступит момент, когда нужно будет обратить внимание на финансовые дела. Видимо, придется выпустить местные банкноты. Каково будет соотношение между долларами, фунтами стерлингов и местными банкнотами, еще неизвестно. Кто возьмет на себя денежную эмиссию? Думали ли об этом его коллеги?

Нуланс и Линдлей высказали свои соображения. Френсис покачал головой, как бы подчеркивая их неосновательность, и перевел разговор на другую тему.

- Пока что, - сказал он, - я требую лучших казарм для американских солдат и лучших пароходов для тех американских батальонов, которые мы отправляем сейчас на Северную Двину.

Когда совещание окончилось, Линдлей и Нуланс выехали вместе, в одной машине.

- Френсис удивительно напоминает мне мистера Домби [Персонаж из романа Диккенса "Домби и сын"], - лукаво смеясь, острил француз. - По его мнению, земля создана только для того, чтобы он мог вести на ней свои дела... А солнце и луна, - чтобы освещать его персону. Мы с вами, дорогой Линдлей, тоже только детали этого механизма, заведенного господом богом для нашего друга Френсиса. Не так ли?

Линдлей слушал не без удовольствия, но молчал. За годы своей дипломатической карьеры он приучился к осторожности.

- Он туп, - продолжал француз. - Он помалкивает потому, что не хочет показаться дураком. Это кукла, выполняющая инструкции Вашингтона и консультантов вроде полковника Хауза. Честное слово! Не будь их - он пропал бы... Это - улыбающееся привидение.

Линдлей не выдержал и рассмеялся.

Машина выехала на берег реки. Потянуло теплым, влажным воздухом и приторным запахом прибрежной тины. На аллее бульвара толпились английские и американские солдаты и матросы. Горожан не было видно. Вдали, за старинным Петровским зданием таможни, горели фонари, красный и белый. Северная Двина также была расцвечена огнями. Сейчас на ней уже стояла эскадра интервентов из четырнадцати судов.

После ухода своих коллег Френсис остался один в кабинете. Несмотря на теплую погоду, он вечно зяб, и ему растопили белую изразцовую печь. Ярко, с треском пылали разгоревшиеся поленья, бросая блики трепещущего света на ковер и наполняя комнату уютным теплом.