Северная Аврора

- Смерть интервентам!.. Да здравствуют Ленин и Сталин!.. Ура! - кричали бойцы.

Цепи двигались с неудержимой силой. Фролов видел, что теперь никакой огонь уже не способен остановить бойцов, что они сметут все на своем пути, что их воодушевление, их ненависть к врагу растут с каждой пройденной пядью земли...

Громкое "ура" снова прокатилось по склону горы. Впереди послышались взрывы. Это коммунисты подрывали гранатами остатки проволочных заграждений. Люди бросали на проволоку полушубки, ватники и шинели.

Первыми прыгнули в окопы противника бойцы Валерия Сергунько. Но американцы уже отступили. Драницын перенес огонь на вражеские тылы.

Бойцы ворвались в горящее селение. Следом за ними двигалось прострелянное шенкурское знамя. Теперь его нес уже не Касьян Терентьев, а один из бойцов его роты, пожилой бородатый партизан.

Через час после занятия деревни Высокой туда прибыл Драницын вместе со своим штабом. В деревне уцелело лишь несколько построек. В одной из них и разместился Драницын со всеми своими помощниками и телефонистами.

Фролов приказал Крайневу преследовать бегущего противника. В сторону Шолашей направились две стрелковые роты под командой Валерия Сергунько.

Комиссару доложили, что Черепанов убит, а Касьян Терентьев ранен и отправлен в Березник. Но, как всегда в минуту боя, Фролов думал только о враге, с которым еще не были кончены счеты. Окрыленные победой, люди рвались вперед, не дожидаясь приказаний. Надо было добивать врага. Орудия продолжали стрельбу по тылам противника. В помощь Валерию лесными тропами была послана еще одна рота.

Фролов остановился в избе, судя по всему, только что брошенной американскими офицерами. На столе еще стояли кружки с недопитым кофе и высокие тонкие бутылки с яркими цветными этикетками.

Фролов присел на покрытую пушистым ковром тахту и почувствовал, что встать уже не сможет. Так он и уснул, сидя на тахте и даже не расстегнув шинели.

Его разбудили среди ночи. Связной доложил, что Шолаши взяты и что оттуда доставлен старик лет семидесяти, который непременно хочет видеть комиссара Фролова.

Через несколько минут в дверях показался плачущий Тихон Нестеров. Он шел неестественно прямо, словно прислушивался к чему-то, и громко говорил:

- Павел Игнатьевич, где ты, родимый? Это я... Тихон-грешник идет...

Комиссар подбежал к нему. Тихон обнял его и троекратно поцеловал.

- Привел господь! - бормотал старик сквозь слезы. - Ночью Валерия видал... А где Любка, Андрейка?

Фролов понял, что Валерий ничего не рассказал Тихону.

- Любка в своей части... Андрей уехал... В Котлас. Ну, рассказывай, Тихон Васильевич, как здоровье? Что пережил? Как здесь очутился?

- Ангел водит... Мальчонку завел! - Тихон улыбнулся. - Протяну руку, батожком постучу. И смело иду! Слава богу... - говорил старик. - А как живу? Как возможно... До Плесецкой наши довезли меня по железке. А там побрел, как обещал товарищу Виноградову... Фронт перешел... Убогому не закроешь пути. Где пугнут, лесом бреду... Где открыто... Где подвезут... Где и свои ноги держат. Правду в глаза говорил людям... Не боялся! Что мне? Мне теперь, как дыханию, свободно, через все преграды иду. Ах, Павел Игнатьевич!.. Страшно живет народ, воем воет... Коли видал бы, как вчера батожьями лупили мужиков, баб гнали из Шолашей... Малых, больших! Старух, детей... Как сено палили! Последнее зерно не дали взять мужикам, все пожгли, злодеи. Картошку пожгли даже, господи... Как ревело все: и голодные люди и голодная перепуганная скотина; как последнее все рушилось и падало. А ироды с ружьями стоят, покрикивают... Петухов, кур стреляют! Тут камни расплакались бы и треснули бы от горя. На веки веков проклятие! Стоял я и думал: "Людие мои, дорогие мои людие!.. Неужели забудете, неужели простите?"

В избе собралось много народу. Командиры и бойцы с трепетом в душе слушали слепого.

- В Шенкурске не были, дедушка? - спросил Тихона молодой боец. - Что там делается?

- Нет, сынок... Не успел! Да, дружки мои... Из колодцев не пейте. Все испорчено. Зверь от злобы рыщет и себя в лапу кусает. А эти, выходит, подлее зверя... - Старик помолчал. - А где же все-таки Любка? - с беспокойством спросил он.

Комиссар на мгновение замешкался, переглянулся с Драницыным, уже вернувшимся в штаб колонны.

- Все в порядке... Воюет, - сказал он. - В роте... В передовой группе.

- И ничего? Жива, здорова?

- Отлично воюет, батя... Ты ею гордиться можешь! Ну, товарищи, дайте Тихону Васильевичу чего-нибудь закусить, - добавил Фролов, обращаясь к бойцам и желая отвлечь старика от дальнейших расспросов.

За едой Тихон рассказал о том, что недавно случилось на горе Высокой: