- Прямо объявлю, товарищи-граждане, петля... Не мне одному, конечно, а всему населению. Всех большевиков и вообще свободомыслящих, как говорится, похватали сразу... В Шенкурск, в комендатуру. А там и на Мудьюг, говорят. Таков ихний порядок... Без просвета живем...
Он тряхнул длинными волосами.
- Нет, вру, Яков! Есть просвет... Я за тем и пришел. К тебе... Шестьдесят верст отмахал. Правда, и на подводе случалось ехать. Я по лесному промыслу начал работать... В конторщиках! Дак вроде командировочки у меня вышло. А то бы и не попасть. Но командировочку я сам схлопотал... Историю одну задумал. Как ты отнесешься?
Горбун лукаво улыбнулся:
- Есть, Яшенька, и у нас, в Шеговарах, боевая, славная молодежь. Всю зиму мы тайком собирались, обсуждали положение... И оружие есть, крепко спрятанное. Еще с восемнадцатого года. В дело пустить хотим... Сейчас как раз подходящий момент. Бьют их наши-то... Слыхал ведь, поди?
- Знаю.
- Ну, так и в Шеговарах надо скорее кончать. Надо нам сговориться с тобой, Яша. Оружие имеется. Ребята хорошие, самоотверженные. Давай налет в одночасье делать... Мы с тылу, а ты с фронту.
- Это надо обмозговать, Миша. Сразу не решишь.
- Ну, это известно... А кто сказал, что сразу? Мозгуй... А народ верный. Уж за это ручаюсь. Шеговарский гарнизон - всего сто человек. Тут, коли умно обдумать дело... подпереть во-время да нажать там, где у них слаба гайка... побьем, Яша! Ей богу, побьем.
- Да кушай ты, Мишуха! - сказал старик.
- Спасибо, папаша. Я кушаю...
- Ты, Яшка, борешься... Эх, завидовал я тебе! А то под их властью чувствуешь себя последней скотиной. Башка тупеет. И кажется, что не выдержишь. Нищета, голод... Молодежь ищет выхода... Да и не только молодежь...
Недоверие, которое промелькнуло в голове у Якова, давным-давно рассеялось. Смыслов был паренек серьезный, и, действительно, задуманное им дело могло оказаться удачным.
- Добро ты задумал, Миша, добро... - сказал Яков. - А что бы ты делал, коли меня не застал?
- Надо было рисковать. Тебя ждут в Шеговарах.
- Уж и ждут, - проворчал старик, в глубине души довольный за Якова.
- Ждут, папаша, не вру... Я до некоторой степени могу считать себя посланцем народа.
- Да, это-то - дело понятное, - соглашаясь, проговорил старик. - К примеру, возьми Коскары! Ни один мужик не выдаст, что здесь Яшка бывает.
- Народ измучился, отец, - сказал Смыслов. - Народ с нетерпением ждет той минуты, когда власть этих извергов будет сброшена...
Командование Важской колонны еще несколько раз предпринимало атаки на Высокую гору. Бойцы дважды врывались в деревню, но закрепиться в ней так и не удалось. Американцы по-прежнему удерживали за собой эту ключевую позицию на подступах к Шенкурску.
Наступило 23 января.
Весь этот день Важская колонна провела в приготовлениях к решительному штурму. Все словно сговорились, что сегодняшний ночной бой должен быть последним, что как бы там ни было, а Высокую гору сегодня ночью необходимо взять.
Весь день сыпал снег. Даже на тракте лошади вязли в сугробах. Но, несмотря ни на что, снаряды и патроны подвозились, орудия меняли огневые позиции, люди лихорадочно готовились к решительному бою.
Комиссар собрал у себя политбойцов и отдал распоряжение, чтобы с бойцами были проведены беседы о значении предстоящего ночного штурма.
Одну из таких бесед проводил Касьян Терентьев, назначенный политбойцом в первый батальон.
Юное лицо Касьяна разрумянилось не столько от мороза, сколько от волнения. Большинство бойцов было гораздо старше его, и он боялся, что его не станут слушать.
- Товарищи, - начал он, смущаясь и тщетно стараясь придать своему голосу необходимую твердость, - сегодня великий, можно сказать, день...
Он умолк и с тревогой оглядел бойцов. Люди слушали внимательно.
- Казалось бы, что такое Шенкурск, товарищи? - приободрившись, объяснял парень. - Лесная глушь! Леса да болота! А ведь именно о нем наши комиссары с товарищем Сталиным беседовали...
Пожилой бородатый партизан сочувственно кивнул ему.
- А товарищ Сталин, - уже уверенным тоном, баском сказал Касьян, действует по поручению Владимира Ильича Ленина. Вот я и говорю, что бой, в котором мы сегодня будем участвовать, - это исторический бой. Мы запомним его на всю жизнь и детям своим будем рассказывать.
От сердца сказанные слова Касьяна взволновали бойцов.
- Вправду, сынок, - тихо проговорил бородатый партизан. - Великое дело.
- Некоторые говорят, - продолжал Касьян, - что у американцев столько пушек, что нам не пройти. Сегодня я был в штабе. Комиссар Фролов сказал: "Дадим такой огонь, что бойцы, как по пашне, пойдут". А наш комиссар слов на ветер не бросает...
Наступил вечер. Час штурма приближался с каждой минутой, но на этот раз Фролов волновался меньше, чем обычно. Конечно, он не мог поручиться, что разгром Высокой обеспечен. Мало ли какие неожиданности бывают в бою? Однако он сделал все возможное, принял все меры, которые следовало принять...