Север и юг

Нет ни одного способа вернуть Д. в прежнее состояние, который мы не испробовали бы. Иногда я с нетерпением жду, когда произойдёт мой собственный сброс, немилосердная память развеется дымом – может, тогда боль исчезнет?

Чувствую себя так, словно гонюсь за тенью и пытаюсь поймать её руками. Д. нет рядом со мной – зов дороги, тяга к неизвестности оказалась сильнее, чем обязательства, которые обратились в ничто за порогом морт. И я думаю: может, всё зря? Может, не стоит цепляться за прошлое?

Но в тот момент, когда отчаяние становится неодолимым, я выглядываю ночью на улицу и вижу Д. перед воротами своего дома. Вижу улыбку на губах; вижу взгляд, полный тоски…

И думаю: а если что-то ещё осталось? Если оно живо глубоко внутри?

Когда звук стихает, остаётся эхо.

…я спрашиваю Д., зачем было возвращаться, и слышу ответ: к тебе».

Когда Фогарта проснулась, лицо у неё было мокрым от слёз, а голова болела из-за духоты. Сундук покачивался из стороны в сторону, словно колыбель; почему-то во сне привиделись дневники Миштар, самый их конец, где записи становились неровными и отрывчатыми – и очень печальными.

– Я ведь сбежала, – хрипло пробормотала она, прикрывая глаза ладонью, хотя в полной темноте смысла в этом было мало. – Почему мне не могло присниться что-нибудь хорошее?

Горло пересохло: пить хотелось ужасно. Среди вещей отыскалась фляга с водой, та самая, которую удалось уберечь от коварных слуг караванщика вечность назад, ещё до того, как открылись врата Дабура. Утолив жажду, Фог привстала и упёрлась руками в крышку, чуть-чуть приподнимая её.

И – зажмурилась.

В первый момент наступила растерянность: вот та яркая, расплавленная медь, льющаяся с горизонта, растекающаяся по пустыне – закат или рассвет? Но почти сразу стало ясно, что это не утреннее солнце, а вечернее, потому что вместе со светом пришёл сухой зной, какой царит в песках днём и не ослабевает до самой ночи. На востоке, тёмном и мрачном сейчас, время от времени возникали белёсые вспышки и возмущения морт; к северу, на расстоянии примерно двух часов пешего пути, высилась башня с хищной чёрной звездой на вершине; на юге росло пышное, раскидистое дерево, усыпанное белыми цветами, и от него даже издали веяло смертью… И насколько хватало глаз – ни единой живой души вокруг.

Ни каравана, ни одинокого путника.

Сундук парил на высоте в четыре человеческих роста, затерянный посреди Земли злых чудес. Ещё год назад это привело бы Фогарту в ужас, но теперь она чувствовала лишь облегчение – и уверенность, что сможет справиться с любой опасностью, пока остаётся собой.

Кимортом.

– Вниз, – тихо приказала она, сопровождая слова морт с вложенным стремлением, и сундук послушно опустился на песок.

Фог откинула до конца крышку и осторожно выбралась наружу. Даже сейчас, вечером, песок обжигал босые ступни, а солнце, уже наполовину опустившееся за горизонт, ослепляло; с каждым вдохом входил в грудь обжигающий жар, но никогда ещё ощущение жизни не было таким острым.

На глазах выступили слёзы; ресницы слиплись.

Обхватив себя руками, Фогарта вздохнула прерывисто – и разрыдалась безудержно, некрасиво, в голос, как дитя, окончательно осознавая, что унизительный плен остался позади. Головная боль немного отступила, притупилась, и на смену ей пришла странная лёгкость в затылке.

Когда слёзы закончились, было уже совсем темно.

– Ну что же, – хрипло пробормотала Фог, опускаясь на песок. Её била крупная дрожь. – Учитель говорил, что в пустыне главное – позаботиться об убежище, воде и пище. Начнём с воды.

Обращаться к морт после почти целого десятидневья абсолютной беспомощности было страшно. Приходилось зачерпывать её постепенно, помалу; так неуверенный подмастерье добавляет в капсулу мирцит по капле вместо того, чтобы отмерить сразу нужное количество. Пустыня же остывала стремительно. Ещё четверть часа назад в полупрозрачных, воздушных одеждах наложницы было жарко, и вот уже захотелось накинуть на плечи тяжёлую хисту. В книгах писали, что-де в некоторых частях Земли злых чудес травяной отвар, оставленный в чаше с вечера, к рассвету покрывался тонкой корочкой льда – и сейчас легко в это верилось.

Вдоль горизонта на западе вытянулась огнистая линия; на востоке же небо стало иссиня-чёрным.