Север и юг

Когда морт набралось довольно, Фог сперва расплескала её на триста шагов вокруг, чутко вслушиваясь в малейшие изменения: не притаился ли где-то опасный хищник, нет ли рядом смертоносных аномалий? Но до ближайшего «злого чуда», светящегося дерева, было достаточно далеко, и, с облегчением выдохнув, она вновь сконцентрировала энергию около себя, наделила новым стремлением – и погрузила в песок.

Верхний рыхлый слой оказался чистым, почти стерильным, очень податливым к воздействию: он состоял из крошечных частиц кварца, гладких, словно обкатанных волнами. Но чем глубже опускалось облако морт, тем больше препятствий оно встречало. Крупные валуны, металл… Наткнувшись на кости – судя по всему, человеческие, – Фог вздрогнула, но не потеряла концентрацию.

Ещё ниже были фрагменты строений – фундамент, опоры, перекрытия, всё изломанное, перетёртое временем. Ниже – иссохшие глины, плотные, испещрённые трещинами.

Ещё ниже – скальные породы.

Но Фог продолжала погружать морт глубже, глубже, пока не очутилась там, где находились водоносные слои.

– Нашла, – улыбнулась она.

Вздохнула глубоко, собираясь с силами… и снова изменила стремление, наполняющее морт, заставляя живительную влагу двинуться к поверхности. Песок зашелестел, потёк в стороны, образуя ступенчатую чашу глубиной в человеческий рост, а затем полыхнул многоцветным огнём. Стенки оплавились и практически мгновенно остыли, спеклись в гладкий материал, подобный стеклу. А ещё через мгновение в эту чашу со всех сторон хлынула вода, чистая, прозрачная, ледяная, расплескалась вокруг, пропитала лёгкие белые одежды; ткань прилипла к коже, и стало холодно.

– Всё, хватит, хватит, – пробормотала Фогарта, унимая фонтаны воды, бьющие из-под дюн. – Пока довольно… Что следующее – огонь? Пожалуй, не помешает, ночи здесь не балуют теплом.

Киморты могли разжигать «вечное пламя» хоть бы и на голых камнях, но внизу, под слоем песка, рядом с развалинами древних жилищ, нашлась и хорошая древесина – не пальмы, что удивительно, а какие-то хвойники, до сих пор пропитанные смолой. Из них вышел неплохой костёр, точнее, сразу три – вокруг импровизированной купальни. Затем Фог вычертила вокруг лагеря круг, возвела невысокую ограду и наполнила её обжигающей морт, чтобы отпугнуть мелких хищников. Заряда не хватило бы надолго, самое большое, на несколько часов, но больше ей и не требовалось.

Оставалось сделать не так много: наполнить фляги про запас, согреть оставшуюся в бассейне воду, отыскать в сундуке хоть какую-то еду – сухофрукты и сухари, оглядеться по сторонам, напоследок убеждаясь, что опасностей нет…

– Всё-таки получилось, – выдохнула она, ощущая сладкую дрожь лёгкого переутомления. – Я сбежала. Действительно сбежала.

Воспоминания о том, что произошло в Дабуре, накатили душной волной. Подавив приступ тошноты, Фог стащила с себя белые одеяния – невесомые, красивые, из роскошной ткани, но предназначенные для наложниц, для рабынь.

И – испепелила на месте.

Полегчало, но не слишком.

С яростью, пугающей её саму, она выполоскала из волос запах южных благовоний, оттёрла кожу от драгоценного масла, нырнула на дно, замерла там почти на минуту – и вынырнула, жадно хватая ртом воздух.

Голова кружилась; вода стекала по волосам, щекотала обнажённые плечи и грудь.

Ночь дышала в спину холодом.

– У меня купальня посреди пустыни, – негромко произнесла Фог, широко распахнув глаза. Над ней было чёрное-чёрное небо, усыпанное злыми, колючими звёздами; еле-еле тлели костры, отбрасывая причудливые отсветы; стояла оглушительная тишина, такая, что можно было различить шелест ветра, сдувающего песок с кромки дюн. – Я киморт. Я больше никогда, никогда не позволю никому себя тронуть.

Ей было страшно признаться самой себе, что сейчас, пожалуй, она бы даже от учителя шарахнулась бы, как от огня.

«Но я ведь люблю его… да?»

Среди песков, увы, некому было дать ответ – или хотя бы подсказку, а глупое сердце в груди молчало. Вода медленно остывала. Пришлось вылезать и одеваться, и лишь тогда Фогарта осознала, что почему-то из всех ароматных подарков Дёрана выбрала слегка затёртое зелёное мыло.

То самое, которое позаимствовал у неё Сидше, когда-то давно, словно бы в другой жизни.

После скудной трапезы встал вопрос: куда двигаться дальше?

Карта Алаойша, испорченная Дуэсой, по-прежнему заставляла мирцитовый маятник отклоняться, так что рассчитывать на неё для точных расчётов не приходилось. К счастью, даже один он исправно указывал на другие города: Шуду у северной границы пустынь; Хашту, расположенный чуть западнее, на Город Ста Чудес – утопающий в роскоши Ашраб, где располагался конклав с армией всадников-арафи… и на Кашим, куда изначально держал путь караван с ценной пленницей.

Все линии сошлись в одной точке – прямо в сердце пустыни, где до ближайшего оазиса было три дня пути верхом.