Север и Юг

Первым симптомом возвращения к жизни стало легкое дрожание губ — беззвучная попытка заговорить, но глаза не открылись, и губы снова замерли. Вскоре Маргарет приподнялась на руках, огляделась и медленно встала. Гребень выпал из волос. Интуитивно стремясь уничтожить следы слабости и привести себя в порядок, она принялась его искать, хотя время от времени была вынуждена садиться и отдыхать. Склонив голову и безвольно сложив руки на коленях, она попыталась вспомнить подробности, повергшие в смертельный ужас, но так и не смогла, а поняла лишь два очевидных факта: во-первых, Фредерику угрожала опасность преследования и ареста не только как виновнику смерти человека, но и как недостойному прощения зачинщику корабельного бунта; во-вторых, ради его спасения она солгала. Оправдание заключалось в том, что ложь спасла брата хотя бы тем, что выиграла драгоценное время. Если инспектор снова явится завтра, после того как почта доставит долгожданное письмо с сообщением о благополучном избавлении, то она — надменная Маргарет — унизится до позора и понесет горькое наказание, признав в переполненном зале суда, что «уподобилась собаке и сделала это». Ну а если полицейский придет прежде спасительного известия, если, как в завуалированной форме пригрозил, вернется через несколько часов… что ж — тогда придется солгать снова, хотя трудно представить, как после раскаяния и самобичевания удастся убедительно повторить однажды сказанные слова. Ничего, она справится — зато это подарит Фредерику еще некоторое время.

Размышления ее прервала Диксон: горничная только что проводила мистера Торнтона и зашла в кабинет, заметив приоткрытую дверь.

Торнтон едва успел пройти по улице десяток-другой шагов, как из остановившегося омнибуса вышел джентльмен и направился прямо к нему, на ходу вежливо приподняв шляпу. Это оказался инспектор полиции, которому Торнтон когда-то помог получить первую должность. Впоследствии он время от времени справлялся об успехах протеже, но встречались они нечасто, так что узнавание пришло далеко не сразу.

— Меня зовут Ватсон. Джордж Ватсон, сэр. Когда-то вы…

— Ах да, вспоминаю! Что же, слышал, что вы становитесь знаменитым.

— Да, сэр, и за это я должен поблагодарить вас. Простите, что осмелился побеспокоить вас по незначительному вопросу. Полагаю, именно вы вчера выступили в роли мирового судьи и приняли показания того несчастного, который тем вечером умер в госпитале?

— Да, — ответил Торнтон. — Я выслушал и записал его бессвязное бормотани, и секретарь сказал, что это свидетельство совершенно бесполезное. Боюсь, бедняга был безнадежно пьян, хотя и встретил смерть в результате насилия. Одна из служанок моей матушки была его подружкой и сейчас бурно переживает. Так что же именно вы хотите узнать?

— Видите ли, сэр, смерть странным образом связана с обитателями дома, откуда вы только что вышли. Полагаю, вы навещали мистера Хейла?

— Да, и что же? — Торнтон резко обернулся и с внезапным интересом посмотрел в лицо собеседнику.

— Понимаете, сэр, достаточно последовательная цепь событий приводит к заключению, что джентльмен, сопровождавший мисс Хейл на станции Аутвуд, ударил или толкнул Леонардса, чем и спровоцировал его кончину, но молодая леди решительно заявила, что ее не было там в означенное время.

— Мисс Хейл отрицает свое пребывание на станции, — медленно проговорил Торнтон вдруг изменившимся голосом. — Скажите, в какой именно вечер это случилось и в какое время?

— Двадцать шестого числа сего месяца, около шести часов.

Минуту-другую они шагали рядом в задумчивом молчании. Инспектор заговорил первым.

— Знаете ли, сэр, поскольку речь идет о смерти человека, предстоит коронерское расследование. У меня есть свидетель, который поначалу твердо заявил (потом, правда, уже отказался поклясться, но все равно не отрицает), что видел мисс Хейл в сопровождении джентльмена за пять минут до того, как носильщик обратил внимание на стычку, которая возникла в результате грубого поведения Леонардса. Потом бедолага упал с платформы и впоследствии — возможно, из-за полученных при падении травм — скончался. Увидев, что вы выходите из этого дома, сэр, я осмелился спросить… Видите ли, всегда сложно установить личность. Не хочется без веских доказательств подвергать сомнению слова респектабельной молодой леди.

— А она отрицала, что была тем вечером на станции, — задумчиво повторил Торнтон.

— Да, сэр, причем дважды, и весьма категорично. Я сейчас как раз направлялся к ней после допроса свидетеля, который заявил, что это была она, но вот увидел вас и решил обратиться как к члену городского магистрата, который навестил Леонардса перед смертью, и великодушному покровителю, оказавшему мне протекцию при поступлении на службу.

— Вы поступили абсолютно правильно, — заверил Торнтон. — Не предпринимайте никаких шагов до тех пор, пока я кое-что не выясню.

— Но как же молодая леди?..

— Мне не понадобится много времени. Сейчас ровно три. В четыре жду вас у себя в конторе.

— Хорошо, сэр!