Сервер и дракон

Стихотворение поднялось из слов, как огромное чудовище из океана. Сначала над водой показалась только маленькая часть, но потом оно взлетело, гороподобное, окутанное брызгами глоссолалии. Это был поток шипящих слов и фонем, бесконечное заклинание, которое рвало ему горло. А вместе с ним пришла квантовая информация из микротрубочек его нейронов, где теперь жила девушка с глазами из света, и рваные импульсы от синапсов, где прятался его сын.

Стихотворение перешло в рев. Он читал и читал его, пока не сорвал голос, превратившийся в шипение. Его слышало только наносемя, но этого было достаточно. Что-то зашевелилось под торфом.

Когда стихотворение закончилось, наступил вечер. Косонен открыл глаза.

Он сразу увидел сапфировые рога, сверкающие в последних лучах солнца.

Два молодых лося посмотрели на него. Один был поменьше и поизящнее, и в его больших карих глазах отражался солнечный свет. Другой был молод и худ, но явно гордился своими рогами. Он выдержал взгляд Косонена, и в его глазах мелькнули тени города. Или воспоминания о летнем озере.

Они развернулись и побежали в лес, молчаливые, легконогие и свободные.

Косонен открывал дверь подвала, когда снова пошел дождь. Быстрый и короткий: капли образовали в воздухе лицо Марии. Ему вдруг показалось, что она подмигнула. Затем дождь превратился в туман и пропал. Он открыл дверь. Белки с любопытством смотрели на него с деревьев.

– Все ваше, господа, – сказал Косонен, – на следующую зиму должно хватить. А мне это больше не нужно.

Отсо и Косонен ушли в полдень, в сторону севера. Лыжи Косонена легко скользили по тающему снегу. Медведь тащил сани, нагруженные снаряжением. Отойдя довольно далеко от хижины, он остановился обнюхать свежий след.

– Лось, – прорычал он. – Отсо голоден. Косонен стреляет в лося. Нужно мясо для путешествия. Косонен не принес выпивки.

Косонен покачал головой.

– Думаю, я научусь ловить рыбу, – сказал он.

Джугаадский собор

В день, когда фабрика по обработке русалочьих костей при соборе наконец заработала, Кев сказал Райе, что не собирается возвращаться. Он ждал подходящего момента весь день, но в результате перерыв предложила сделать Райя. Они переключились в режим бога и отправили свои аватары на вершину одной из логических башен фабрики. Это была невероятно высокая спиралевидная конструкция из темного камня. Факелы внутри вспыхивали и гасли, будто там моргали демоны.

В «Дварфкрафте» стояла зима. Гигантский собор высился у них за спинами – башни и огромные пристройки, выдолбленные горы и дороги из красного камня, похожие на автобаны. Впереди под бледно-желтым квадратом солнца отблескивал зеленой бесконечностью океан. Далеко внизу белая пена волн билась о внешние стены.

– Знаешь, что мне это напоминает? – спросила Райя. Длинные пиксельные косы развевались на ветру, и она болтала короткими, закованными в железо ногами аватара, сидя на краю башни. – Все это немного похоже на закаты на родительской даче в Финляндии. Летом там не темнеет, только наступают примерно такие сумерки. Солнце просто опускается на палец ниже горизонта и выскакивает обратно.

Кев удивленно посмотрел на нее. До сих пор они говорили в основном о логических воротах из красного камня, способах отбиваться от безымянных мегачудовищ, гномских атомных кувалдах и прочих вещах, о которых обычно разговаривают участники таких глобальных проектов «Дварфкрафта», как собор. За два месяца знакомства с Райей он уяснил только, что она жила в Эдинбурге и любила фортепианную музыку – она зачастую слышалась из ее наушников. Например, сейчас.

А еще она была из джагги.

Далеко внизу раздался всплеск. Сработала одна из их океанских ловушек-катапульт. Водяной – пятнышко блестящей зеленой чешуи – пролетел по воздуху серебристой дугой. Металлические челюсти фабрики открылись, а затем с лязгом захлопнулись. Башня завибрировала под ними, когда оборудование пришло в движение.

– Конечно, здесь не то что дома, – вздохнула Райя.

Дом. Аллапул, тесный маленький домик его семьи, вместе со старшим братом Джейми они просыпаются пораньше, чтобы немножко поиграть в «Дварфкрафт», пока не проснулись родители. Резкий запах газировки «АйрнБрю», банку которой Джейми всегда открывал с утра пораньше.

Кев покачал головой. Он пытался забыть обо всем этом. О главном.

– Сомневаюсь, чтобы в Финляндии за кость русалки давали шесть тысяч ГП, – сказал он, просто чтобы что-то сказать. – Ты никогда не скучаешь?

– Иногда. Но ведь я здесь уже почти пятнадцать лет. Бывают хорошие времена и плохие. Это как брак. – Она помолчала. Однажды она обмолвилась, что была в Лондоне во время Ассанджелипсиса, в четырнадцатом. – В любом случае, даже если бы я вернулась, это было бы уже другое место, а я уже другой человек. Лучше построить что-то новое здесь, чтобы оно осталось надолго.

Кев ничего не сказал. Райя работала над собором кровавый бог знает сколько лет.