Сергей Вавилов

В фронтовых же условиях он вывел и проверил экспериментально формулу, имевшую существенное значение в радиотехнике. Уже после революции — в феврале 1918 года — доложил о результатах своей работы, а еще год спустя опубликовал их в статье под названием «Частота колебаний нагруженной антенны» (в журнале «Известия физического института при Московском научном институте»).

Ряд рефератов по радиотехнике Вавилов опубликовал также в журнале «Вестник военной радиотелеграфии и электротехники» в 1917 году.

На фронте же он выполнил еще одно важное исследование: разработал метод так называемой пеленгации радиостанций (то есть нахождения точного расположения радиостанций с помощью приемных устройств и других приборов), основанный на определении силы приема радиоволн приборами в двух точках. Новый метод был тщательно проверен и успешно применен во фронтовых условиях.

Академик Борис Алексеевич Введенский, познакомившийся с Сергеем Ивановичем «не то в 1912, не то в 1913 году», рассказывает со слов Вавилова занятный эпизод доклада последнего своему военному начальству о новом методе радиопеленгации.

Б. А. Введенский о С, И, Вавилове: «В первую мировую войну под командой Сергея Ивановича была «искровая станция» (то есть по-современному — радиостанция), где он имел возможность исследовать новый тогда метод радиопеленгации (этого названия тоже тогда не было). В этот метод Сергей Иванович по требованиям тактической обстановки внес свежие черты, дополнив определение направления на пеленгируемую станцию противника определением силы приема, что с известными оговорками было эквивалентно определению расстояния до пеленгируемой станции. Сергей Иванович представил своему начальству рапорт, в котором принцип пеленгации пояснялся простым чертежом, ясно показывающим суть предлагаемого метода и позволившим обойтись без лишних формул. Но начальству такая простота не понравилась, и от Сергея Ивановича потребовали «более солидного» подхода. «Ну что ж! Я выписал формулы аналитической геометрии для соответствующих окружностей и прямых, определил из них точки пересечения и т. д. Начальство осталось довольно».

Описывая свою жизнь на фронте, излагая походные мысли, Вавилов заполнил не одну тетрадь. Многие из этих документов уцелели, но не опубликованы.

Отметим, однако, сразу, что сам Вавилов не любил говорить о своих записках того периода, как и вообще о времени первой мировой войны. Отчасти в этом сказывалось органическое отвращение ученого к войне. Отчасти здесь находила отражение скромность: он избегал говорить о себе, особенно же не выносил упоминаний о собственных переживаниях и лишениях.

Единственный «документ» тех лет, который Вавилов особенно любил и в который часто заглядывал и позднее, был маленький томик «Фауста» на немецком языке, словно специально приспособленный для ношения в кармане гимнастерки. Томик прошел со своим владельцем через всю войну, и под конец поля его оказались исписанными комментариями и критическими замечаниями. Так как не все уместилось на полях, то владелец продолжал записи в двух тетрадочках — каждая по 50 страниц — формата книги.

Тетрадочки в конце концов были переплетены вместе с «Фаустом».

Пройдет много лет, разгорится пламя второй мировой войны, и С. И. Вавилов снова обратится к гётевскому щедевру. В тетрадочках появятся новые записи.

Почему война два раза вызывала у Вавилова раздумья о «Фаусте»? Какая странная ассоциация присутствовала здесь и волновала автора записок?

Умсгтно ли при зареве пожаров рассуждать, чем хорош или плох Фауст, настойчиво размышлять о мирном назначении ученого?

Быть может, вчитываясь в трагедию, мыслитель-физик видел символическое противопоставление творчества и разрушения, разума и безумия, добра и зла, человечности и жестокости, концентрации духовной мощи и ее распада?

Но если видел, почему именно такое противопоставление его влекло и, вероятно, мучило всего сильнее?

Не будем искать пока окончательных ответов. К теме Фауст в жизни Вавилова нам еще предстоит вернуться в этой книге.

Наступил февраль 1917 года. Рухнул царский строй, и в стране установилось странное, противоречивое двоевластие. С одной стороны, государство как будто возглавлялось буржуазным Временным правительством под председательством князя Г. Е. Львова, с другой стороны, им, государством, управляла революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в лице Советов рабочих и солдатских депутатов. Так продолжалось до июля 1917 года. В июле во главе коалиционного Временного правительства стал А. Ф. Керенский, позднее, в сентябре, он же возглавил Директорию, или «Совет пяти».