Сергей Прокофьев

Рукопись Седьмой симфонии датируется 1952 годом — симфония была окончена 20 марта на квартире в проезде Художественного театра, инструментовка завершена уже на Николиной Горе 5 июля, — но на самом деле датировка неточна. Начало третьей части Andante espressivo, веющее полувековой давности поэзией счастливого детства, теперь уже недостижимо далёкого, относится ещё к лету 1936 года и первоначально было написано на берегах Оки, в Поленове — как музыка к сцене прихода Татьяны в библиотеку Онегина для неосуществлённой постановки Таирова. Ностальгия и лёгкая фантастика окрашивают всю партитуру симфонии, скорее юношескую и даже детскую по духу, чем по-серьёзному взрослую. Даже голосоведение и оркестровка настолько прозрачны во всех четырёх её частях — будь то сонатная по форме первая (Moderate), вальсирующая вторая (AllegrettoAllegro), упоминавшаяся светлая лирика третьей или галопирующее Vivace финала, переходящее в определённо умеренное проведение побочной и заключительной тем первой части, — что понятны и ребёнку. Вслед за «Зимним костром» и многими частями «На страже мира» Седьмая симфония — третье произведение, обращённое к аудитории младшего возраста. Возвращение в детский рай позволяло Прокофьеву снять объективный трагизм собственного положения. Сумеречно-скорбная заглавная тема симфонии, напоминающая о начале — Русь под властью монголов! — «Александра Невского», высветляется противостоящей ей побочной темой отнюдь не в борьбе двух начал, как предписывает диалектика сонатной формы, а через триумфальное проведение партии-антитезы. Перед нами уже другой человек, изматывающему поединку с обстоящим его злом предпочитающий напоминание о добре, о его зримом присутствии. Такая позиция — и мудрее, и возвышенней, но — объективно — печальнее. Рука, подымавшая на страницах «Огненного ангела» духовный меч против осаждавших человеческое сознание мороков и фантомов, здесь только в состоянии вычерчивать знак веры.

Ситуация в начале 1952 года становилась настолько обнадёживающей, что Прокофьев решил обратиться ко вхожему в высшие эшелоны власти и вроде бы расположенному к нему Александру Фадееву с запросом о том, можно ли передать право на постановку «Войны и мира» Леопольду Стоковскому, если в СССР опера не идёт. Фадеев неизбежно спросил бы указаний у Сталина. Запрос сопровождался посылкой положительных откликов на прежние исполнения оперы.

29 февраля 1952 года Фадеев, никогда ни единого такта «Войны и мира» не слышавший, ответил пространным письмом. «Кое-что выяснив», он посоветовал Прокофьеву не очень полагаться на «восторженные статьи и отзывы», появившиеся до постановления ЦК 1948 года, ибо те, кто их писал, сейчас, по его мнению, стали бы писать иначе.

«Тем не менее, — продолжал Фадеев, — с моей точки зрения, это не должно служить препятствием к тому, чтобы дирижёр Стоковский поставил Вашу оперу где-нибудь в Европе или Америке. Вы знаете, что и у нас в Советском Союзе ни одно из музыкальных произведений не запрещено к исполнению. Были перегибы в этом вопросе, но, как Вы знаете, перегибщикам за это попало. Если произведения этого типа у нас не исполняются или исполняются редко, то это только потому, что исполнители неохотно идут на это, да и пресса, естественно, критикует подобные концерты (как это было, например, недавно с исполнением какой-то из новых вещей Лятошинского на Украине). Что же касается заграницы, то в наших условиях, когда мы боремся за укрепление мира между странами, стремимся развивать культурные и экономические связи в тех же целях, исполнение любого произведения советского композитора в странах Европы и Америки, если это произведение может иметь успех, послужит только нам на пользу. Мы не согласны, например, с живописью Пикассо, но не позволяем поносить его всяческими словами в нашей печати, поскольку мы вместе с Пикассо боремся за укрепление мира и живопись его в условиях Европы и Америки служит тем же целям. Всякий здравомыслящий человек должен согласиться с тем, что если крупный западноевропейский дирижёр, имеющий авторитет в довольно широких кругах западноевропейской и американской публики, желает ставить оперы советского композитора, то это для нашей страны полезно, выгодно.