Сергей Николаевич Булгаков

Наряду с социологическим обоснованием личности очень важно для Булгакова, как «соловьевца», обоснование философское. С точки зрения «прописки» в истории философии булгаковская личность тождественна декартовскому sum, она противоположна локковской «чистой доске»: «мы не вступаем в мир как tabula rasa ни в метафизическом, ни в эмпирическом смысле, нет, мы вступаем в него качественно определенными личностями»[162]. Личность есть «абсолютно новое в мире, новый элемент в природе»[163].

Логика философии всеединства является важным эвристическим компонентом для мысли Булгакова, особенно в «Философии хозяйства» и «Свете Невечернем». Соловьевский принцип органической логики – видеть в наиболее универсальном наиболее индивидуальное и наоборот и воспринимать эмпирическую данность, символически дублируя и трансцендируя ее к Абсолютному, работает у Булгакова периода его ранних статей практически без изменения – в этом прослеживается линия не только соловьевского «Национального вопроса в России», но и его ранних метафизических работ: «Своеобразная парадоксия религиозного восприятия: будучи из всех жизненных актов наиболее индивидуальным, лично выстраданным, лично обусловленным, оно в то же время оказывается и наиболее универсальным – явный знак того, что между индивидуальным и универсальным нет противоположности; истинно индивидуальное и есть истинно универсальное, или же наоборот, истинно универсальное существует и познается лишь как индивидуальное»[164]. Цитирование лирики Соловьева мы находим в следующем фрагменте: «Утверждая равенство людей, вопреки их эмпирическому неравенству, и абсолютное достоинство личности, вопреки существующему униженному ее положению, мы отрицаем эмпирическую действительность и за “корою естества” прозреваем подлинную, божественную сущность человеческой души»[165]. Мистический органицизм философии всеединства требует, чтобы личность имела метафизическое основание вне самой себя: «Каждая человеческая личность, имея для-себя-бытие, является своим абсолютным центром; но она же и не имеет самостоятельного бытия, свой центр находя вне себя, в целом»[166]. Этот тезис одновременно является источником для обоснования и равенства и достоинства человеческих личностей, несущих в себе образ Божий, и иерархического строения мистического организма. Таковым центром оказывается мировая душа, или София, тварная София (в «Свете Невечернем»): «…в единстве мировой души, универсального субъект-объекта, самораскрывающегося в процессе жизни, находит свое объяснение реальная связь субъекта и объекта, устанавливаемая в каждом акте сознания и воли. К этому единству причастны отдельные личности»[167]. Сама личность превышает сознание самой себя: «Хотя дневное я, рассудочно-дискурсивное, есть наиболее острое выражение или симптом жизни, но оно вырастает из глубины и имеет корни, погруженные в темноту ночного дремлющего я, вообще личность неизмеримо глубже и шире своего сознания в каждый данный момент»[168]. Булгаков использует идею ночной и дневной жизни человеческой души, присутствующую в книгах немецкого богослова и натурфилософа Г. Г. фон Шуберта (1780–1860) «Ansichten von der Nachtseite der Naturwissenschaft» и «Psyche» естествоиспытателя и шеллингианца К. Г. Каруса (1789–1869). Она была использована Вл. Соловьевым в произнесенном тексте 12-го «Чтения о Богочеловечестве», отличном от опубликованного[169]. Личность как то, что коренится в своей ночной природе, безусловно связана с творчеством, хотя и, по Булгакову, творчество не есть создание чего-то метафизически нового, но есть выявление изначально данного. Каждый человек есть «художник своей собственной жизни»[170], а «гениальность есть личность в умопостигаемом ее существе, обнажение ее софийной сущности»[171].

Бытие личности связано для Булгакова с ценностями и наличием идеалов. Тема личности, укорененной во Христе, имеющей в нем образ для подражания и для «проверки совести» (В. Соловьев) начинается, по крайней мере, с «Вех». Упрекая интеллигенцию в отсутствии религиозной культуры личности, отсутствии абсолютных норм и идеалов, которые даются только в религии, Булгаков констатирует «решающее значение того или иного высшего критерия, идеала для личности: дается ли этот критерий самопроверки образом совершенной Божественной личности, воплотившейся во Христе, или же самообожествившимся человеком в той или иной его земной ограниченной оболочке (человечество, народ, пролетариат, сверхчеловек), т. е. в конце концов своим же собственным “я”, но ставшим пред самим собой в героическую позу»[172].