Сергей Николаевич Булгаков

Личность становится одним из центральных терминов «русского религиозного ренессанса», топологически воспроизводя антропоцентричесую и гуманистическую составляющие Возрождения: «Понятие личности, ее прав, потребностей и имущественного благосостояния, словом, наш русский ренессанс, таков остается лозунг нашего времени, наша историческая задача, наша гражданская обязанность»[146].

Личность – существенное в человеке, она связана прежде всего с правовой и волевой сферой: «За каждой личностью признается неотъемлемое suum, сфера его исключительного права и господства»[147]; «бытие, т. е. в конце концов и жизнь, и личность (sum) нуждаются в рациональном обосновании и могут его действительно получить от философии»[148].

В естественном праве, тождественном нормам христианской религии, коренятся гарантии личной свободы: «Люди равны между собою как нравственные личности; человеческое достоинство, святейшее из званий человека, равняет всех между собою. Человек для человека должен представлять абсолютную ценность; человеческая личность есть нечто непроницаемое и самодовлеющее, микрокосм»[149].

Утверждение личности и человеческого достоинства происходит, по Булгакову, в ходе исторического процесса, в котором явление Христа и христианства было ключевым и переломным событием. Личное усовершенствование идет параллельно с общественным. «Христианство открывает, перспективу бесконечного, не только личного, но и общественного усовершенствования»[150], «идеалы политические и социальные, воодушевляющие теперешнее человечество, суть несомненно христианские идеалы, поскольку они представляют собой развитие принесенного в мир христианством учения о равенстве людей и абсолютной ценности человеческой личности»[151]. На формирование «новой личности европейского человека»[152] существенное влияние оказала Реформация, провозгласившая политическую свободу, свободу совести, права человека и гражданина.

Личность выступает в истории и как экономический субъект, как «самостоятельный “фактор” хозяйства»[153], и это является отнюдь не последним предметом булгаковских исследований, рассматривавшего экономику в качестве титульной темы научных занятий, по крайней мере до 1912 года (год защиты докторской диссертации по философии хозяйства). Булгаков противопоставляет «живую психологическую (человеческую) личность»[154], обладающую «творческой инициативой», «механизму природы и общественных форм»[155], с которым личность вступает в борьбу с целью приспособить его к потребностям человеческого духа, а также хозяйству как в общем и целом механическому процессу, особенно при капитализме. Стихия капитализма является сверхиндивидуальной средой, которая «гнет по-своему жизнь личностей». Личность освобождается от личного экономического гнета путем замещения или ограничения личной диктатуры[156]. Личному богатству (и бедности) как личному достоянию соответствует личное стремление к обогащению и соревнование на этой почве отдельных индивидов, групп, классов и народов, именно это и исследуется политической экономией. Экономический материализм подменяет личность, живое бездушным механизмом хозяйства, где действуют отчужденные от человеческой личности законы: «совершенно игнорирует личность, приравнивая ее к нулевой величине, quantith nhgiigeabie. Личности для него даже не кондильяковские статуи, но заводные куклы, дергающиеся за ниточку экономических интересов. Очевидно, при этой концепции нет места ни свободе, ни творчеству, ни какому бы то ни было человеческому прагматизму, над всем царит механизм»[157]. Правда, Булгаков как шеллингианец-соловьевец оговаривается, что хозяйство не может быть только механизмом, точно так же, как «личность не есть только счетная линейка интересов, а живое творческое начало»[158].

Экономизм от «Философии хозяйства» к «Свету Невечернему» начинает мыслиться как мировоззрение слишком посюстороннее, лишенное катастрофизма и эсхатологизма, увековечивающее жизнь этого века и ведущее «к отрицанию конца жизни как отдельной человеческой личности, так и всего мира»[159].

Хозяйство как единый процесс обосновывается через философский идеал всеединства, заключенного в человеческой личности: «Каждая человеческая личность потенциально носит в себе всю вселенную, будучи причастна natura naturans, творящей душе природного мира, и natura naturata, теперешней природе»[160]. Трансцендентализм кантовской философии Булгаков распространяет на политическую экономию – личность входит в трансцендентальный субъект хозяйства, коим в эмпирическом выражении оказывается историческое человечество, а в метафизическом – божественная София: «трансцендентальный субъект хозяйства, а в нем и каждая личность, онтологически причастны Софии, и над дольним миром реет горняя София, просвечивая в нем как разум, как красота, как… хозяйство и культура»[161].