Сергей Николаевич Булгаков

Разрешение вопроса о том, кто победит в эсхатологическом конфликте, в котором «сатанинский» большевизм стоит на стороне сил Света, потому что противостоящие им силы Тьмы возглавляет еще более «сатанинский» германский национал-социализм, требует, по Булгакову, привлечения третьей силы – еврейства.

В анализируемых текстах Булгаков выступает как несомненный филосемит, мотивируя свою позицию следующим образом: «Еврейство есть подлинная “ось” всемирной истории в том смысле, что оно присутствует в ней с самого ее начала до конца. Это есть единственный народ, удерживающий свое место в пестрой смене разных народов, в их исторической очереди. При этом его сила не ослабевает ни количественно, ни качественно»[1116]; «Историческое чудо Израиля есть его неистребимость»[1117]. На разные лады автор повторяет эту мысль так часто и настойчиво, что ее следует признать одной из основ его тогдашнего мировидения.

Помимо исторической «неистребимости» еврейства, автор постоянно подчеркивает, что оно «не только сохраняется, но и умножается, крепнет и побеждает в историческом соревновании народов»[1118]: «Происходит мирная, но победоносная борьба еврейства со всем миром, меняющая формы, но неизменная по содержанию. При всей уродливости расизма нельзя не отдать ему справедливости в том, что самый факт этот здесь почувствован и констатирован с исключительной пронзительностью»[1119]. Сказанное имеет непосредственное отношение к событиям, на которые он откликался, а именно к драматическим отношениям еврейства с германством (а не только с национал-социализмом!) и с большевизмом.

В оппозиции «еврейство – германство» Булгакову все ясно: налицо «бессознательная зависть к еврейству и соперничество с ним»[1120]. По его мнению, немецкий народ «конечно, не может соперничать с избранным народом, этой осью мировой истории от начала ее и до конца. Такая претензия есть притязание исторических выскочек, которых не существовало в историческом вчера, т. е. во всей древней истории, и которые могут прекратиться в историческом завтра»[1121]. Более того, «германский расизм воспроизводит собой иудейский мессианизм, который является противником и соперником христианства уже при самом его возникновении»[1122]. Можно представить себе реакцию Розенберга, если бы он это прочитал!

Проблема «еврейство – большевизм» оказалась для Булгакова гораздо более сложной, пересекаясь с проблемой «еврейство – Россия». «Между Россией и еврейством, – утверждал он, – очевидно, существует взаимное влечение и предустановленная связь, которая проявляется, несмотря на всю внешнюю разность и даже чуждость, как будто естественно существующую между русской женственностью и еврейской волей. <…> Одно в другом в каком-то смысле нуждается, одно на другое взаимно опирается. Можно даже сказать больше: одно без другого не может обойтись»[1123]. С исторической точки зрения утверждение как минимум не бесспорное.

Подобные радикальные формулировки редко встречаются даже у такого несомненного филосемита и несомненного предшественника Булгакова, как Владимир Соловьев. Ранее он занимал куда более «умеренную» позицию по отношению к евреям, а в его дневниковых записях пореволюционных лет встречаются выражения вроде «мерзкие и подлые коммунист<ические> морды, почти без исключения жидовские» или «жиды сладострастничали, что Россия их, и издевались над верой в Бога»[1124]. С начала 1920-х годов за Булгаковым тянулся слух о причастности к еврейским погромам в Крыму, к которым он будто бы призывал[1125]. Когда Михаил Гершензон в конце 1922 года хлопотал перед председателем Моссовета Львом Каменевым о возвращении философа в Москву, тот уверенно заявил: «Разве вы не знаете, что Б<улгаков> написал призыв к еврейским погромам, который был расклеен во всех городах Крыма? Я ответил, конечно, что это возмутительная ложь, что Б<улгаков> на это не способен; а он мне: сам Родичев подтвердил этот факт в заграничной газете, и Б<улгаков> ведь не опроверг»[1126].

Когда Булгаков окончательно стал филосемитом? Вероятно, во второй половине 1930-х годов, на что могли повлиять, с одной стороны, настроения во французском обществе (в 1926 году драматург и эссеист Эдмон Флег создал движение «Иудео-христианская дружба»), а с другой – этнические преследования евреев в Третьем рейхе, вызвавшие возмущение всего мира. Трудно было подобрать более убедительное доказательство «звериной» природы «германства». Напомню также, что русская эмиграция в Париже, даже в своей наиболее консервативной части, была настроена антинацистски и антигитлеровски, в том числе в силу «остаточной» германофобии времен Первой мировой войны.