Серебряный орел

Тарквинию становилось не по себе. Пророчество Олиния, похоже, сбывалось через два с лишним десятилетия после того, как было провозглашено. И гаруспик ничего не стал говорить Ромулу.

* * *

Воды близ южного побережья Аравии были спокойными, и Ахмед пренебрег правилом каждый вечер менять тяжелый дневной парус на более легкий ночной. Тот вечер ничем не отличался от нескольких предыдущих; дау почти беззвучно разрезала воду, и бурун около ее носа слабо светился. Зрелище неизменно восхищало и даже страшило Ромула, и он никогда не уставал любоваться им. Даже Тарквиний не знал объяснения этому явлению, и молодой солдат решил, что перед ним — чудо богов.

Мириады звезд сияли в небе; они так хорошо освещали море, что рулевые не испытывали никаких трудностей. Ромул лежал на палубе, укрывшись грубым одеялом, и никак не мог заснуть. Он в тысячный, наверное, раз пытался угадать, кто же мог убить всадника Руфа Целия возле дверей Лупанария — ведь именно из-за его смерти им с Бренном пришлось бежать. Многократно продумав все события той ночи, Ромул твердо уверился, что убийство Целия не было делом его рук. Он тяжело вздохнул. Имелся ли хоть какой-нибудь, пусть самый крохотный, шанс обнаружить настоящего преступника? Ромул продолжал сокрушаться из-за того, что истину никогда не удастся установить, но не падал духом. Положение, в каком он находился сейчас, было лучше, чем когда-либо. После пяти долгих лет, проведенных на войне и в плену, он наконец-то приближался к стране, поддерживавшей постоянную связь с Римом. Еще сравнительно недавно он не смел и надеяться на такое, а теперь в душе ликовал. Я — свободный человек, вновь и вновь говорил он себе. Я больше не раб. И никто, кроме Гемелла или Мемора, не сможет утверждать, что это не так. Если будет на то воля Митры, татуировка на руке обезопасит его от людей, подобных Новию.

Я римлянин, и это главное.

Ромул улыбнулся.

Какие еще нужны доказательства того, что он находится под божественным покровительством? Он посмотрел на созвездие Персея — символ Митры, — гнавшееся по небу за Тельцом.

«О всемогущий, позволь нам обоим благополучно добраться домой, — прошептал он. — И пусть даже гражданская война нам не помешает».

Спавший рядом Тарквиний пошевелился, и Ромул повернулся к нему. Бренн и гаруспик — эти два человека сделали его таким, каким он стал. Верные спутники, они воплощали для него отца — учили и защищали, не скупились на добрые советы, когда нужно. В конце концов Бренн принес ради него самую великую жертву, на какую вообще способен человек. Теперь рядом с ним остался только Тарквиний, загадочный этруск, который так много знал. Не слишком ли много? Ромул считал — даже хорошо, что будущее часто оказывается неведомым. Знание того, что должно случиться, легло бы на него тяжким бременем, он очень опасался этого и решительно воздерживался от новых попыток получить пророчество. Воспоминание о том видении, которое явилось ему в Маргиане, подле распятого легионера, часто приходило к Ромулу. Тем более что рассказ Вара подтвердил его истинность.

Ромул твердо был уверен в одном: он не желал знать, когда или как ему самому или Тарквинию доведется умереть. Подумав об этом, он внезапно забеспокоился. Вдруг это случится скоро? Ромул нахмурился. Такое ведомо только богам. В опасном мире, где они обитали, смерть могла явиться в любой день. И этого никак нельзя было изменить. У каждого своя судьба, думал Ромул. И никто не должен сбивать другого с его пути.

Тарквиний снова заворочался, возможно, ему снился кошмар.

Роли переменились, думал Ромул. Обычно именно гаруспик лежал ночи напролет с открытыми глазами, поглядывая на него. Что ж, теперь я взрослый. Он улыбнулся.

* * *

Как всегда, его разбудило восходящее солнце. Открыв глаза, Ромул прежде всего увидел Тарквиния. Тот сидел, скрестив ноги, на палубе рядом с ним и что-то жевал.

— Виден берег.

Ромул протер заспанные глаза и встал. Не могло быть никаких сомнений — вдоль горизонта сквозь рассеивавшийся ночной туман явственно виднелась полоса земли. Многие моряки тоже смотрели в ту сторону. Даже издалека было видно, что этот берег, в отличие от покинутого ими, покрыт густой зеленью.

Он с улыбкой повернулся к гаруспику.

— Уже недалеко.

— Часа два, не больше.

Несмотря на теплое утро, Тарквинию было холодно. Что Олиний в тот день увидел в печени ягненка? С тех пор он никогда не пытался проникнуть в то, что много лет назад скрыл от него старик. Тарквиний не раз предсказывал чью-то смерть, но сделать это для себя не решался.

— Нынче вечером предложу добыть для них дичи. Мы легко сможем спрятаться в кустах, — шепотом сказал Ромул. — Когда стемнеет, они нас ни за что не найдут.

Тарквиний улыбнулся, скрывая тревогу.

— Хорошая мысль.

Дау плыла дальше, солнце поднималось выше, и берег становился виден все лучше. Деревья росли негусто, но даже издалека нельзя было не заметить, что жизни здесь гораздо больше, чем в Аравийской пустыне. В небе широкими кругами парили птицы, из впадавшей в море речушки пило небольшое стадо антилоп какой-то неведомой породы.