Сердцедёр

— Еще не вечер. Не все еще потеряно.

— Так-то оно так. Только я к этому пришел далеко не столь быстро, как вы.

Жакмор покачал головой.

— Мне всегда все выкладывают, — заметил он, — и в конце концов я узнаю людей до самой сути. Кстати, вы не посоветуете, кого тут можно подвергнуть психоанализу?

— Да кого угодно, — ответил Анжель, — няня, например, всегда в вашем распоряжении. Да и деревенские не откажутся. Они, правда, несколько грубоваты, но люди занятные и к тому же зажиточные.

Жакмор потер руки от удовольствия.

— Мне понадобится куча народу. Я самый настоящий пожиратель умов!

— То есть?

— Сейчас объясню. Начну с того, зачем я сюда приехал. Я искал какой-нибудь тихий уголок, где можно было бы поэкспериментировать. Ну вот, а теперь представьте-ка себе нашего Жакморчика этаким пустым сосудом.

— Бочкой что ли? Вы, наверное, пьяны?

— Не об этом речь. Просто во мне пусто. Только движения, рефлексы и повадки. А мне хочется наполниться. Вот поэтому я и занимаюсь психоанализом. Но моя пустая бочка — это бочка Данаид: в ней ничего не задерживается. Извлекаю из людей их мысли, комплексы, их колебания, а внутри меня ничего не задерживается. Не усваиваю. Или усваиваю слишком хорошо, что одно и тоже. Правда, словечки разные, ярлыки и события у меня все хранятся; мне известны понятия, которыми обозначают те или иные страсти и эмоции, но сам я ни того, ни другого не испытываю.

— Так что с этим вашим экспериментом? Все-таки вас это привлекает? — спросил Анжель.

— Да, конечно, меня это привлекает, хочется поставить свой великий опыт. Но вы не совсем понимаете, о чем речь. Представьте, я провожу самый полный, интегральный психоанализ и становлюсь ясновидящим.

Анжель пожал плечами.

— А что, до вас такого никто не делал?

— Нет, — ответил Жакмор. — Тот, с кем я буду работать, должен будет рассказать мне все. Абсолютно все. Свои самые сокровенные мысли. Самые страшные тайны, то, в чем он не решается признаться самому себе; должны раскрыться самые глубины его существа и даже то, что лежит еще глубже. Никто из психоаналитиков ничего подобного еще не делал. Мне нужно узнать, как далеко можно зайти. Я жажду иметь влечения и страсти, и я заберу их у окружающих. Очевидно, мне это до сих пор не удавалось потому, что я уходил недостаточно глубоко. Я хочу чего-то вроде отождествления с другим человеком. Знать о существовании страстей и не испытывать их — это ужасно.

— Раз у вас есть хотя бы это желание, значит, вы не совсем пусты, — сказал Анжель.

— У меня нет никакого мотива поступать, скажем, так, а не иначе. Вот эти-то мотивы я и хочу забрать у людей.

Они приближались к дальней стене сада. Монотонность каменной стены нарушали высокие позолоченные ворота, симметрично расположенные по отношению к тем, через которые Жакмор вошел в сад накануне.

— Позвольте мне еще раз повторить, дружище, что желание иметь желания — уже страсть. Сами видите, как она побуждает вас к действию.

Поглаживая рыжую бороду, психиатр рассмеялся.

— Но, в то же время, это указывает и на недостаток желаний, — заметил он.

— Да нет же. Чтобы у вас не было ни желаний, ни предпочтений, вас следовало бы поместить в абсолютно нейтральную социальную среду. Вы должны быть свободны от каких бы то ни было влияний, равно как и от груза предшествующего душевного опыта.

— Это как раз и есть мой случай, — сказал Жакмор. — Взгляните в мое удостоверение личности. Я родился в прошлом году, таким, каким вы меня видите сейчас. Вы, собственно, можете убедиться в этом сами.

И он протянул Анжелю свое удостоверение. Тот стал внимательно его рассматривать.

— Все точно. Но здесь ошибка, — сказал он, возвращая документ.

— Звучит как парадокс, — возмутился Жакмор.

— Но согласитесь, одно прекрасно дополняет другое: именно так там и написано, но то, что написано — это ошибка».

— При мне даже табличка была: «Психиатр. Пустой. Наполнить.» Табличка, понимаете? Какие после этого могут быть дискуссии? Что написано пером... То есть стремление заполнить во мне пустоту исходит не от меня. Все было разыграно заранее, и я был изначально не свободен.

— А вот и нет. Раз у вас есть желание, значит, вы свободны, — сказал Анжель.

— А если бы у меня вообще никаких желаний не было, даже этого?

— Тогда вы были бы мертвы.

— Ах, черт вас возьми! — воскликнул Жакмор. — Не буду больше с вами спорить. Вы на меня страх нагоняете.

Они вышли за калитку и направились по дороге, ведущей в деревню. Их ноги утопали в белесой пыли. Вдоль дороги росла ярко-зеленая губчатая трава цилиндрической формы, напоминающая карандаши из желатина.

— Но послушайте, — сказал Жакмор, — ведь дело обстоит как раз наоборот. Свободен только тот, у кого нет желаний. Истинно свободное существо, вероятно, не знает никаких желаний. А поскольку я ничего не желаю, то, следовательно, и свободен.

— Нет, не так, — возразил Анжель. — Раз вы желаете иметь желания, значит, вы уже чего-то желаете, и все ваши построения ложны.

— Те-те-те! — воскликнул Жакмор, все больше раздражаясь. — Да ведь хотеть чего-либо означает быть прикованным к своему желанию.