Читаем Сердцедёр полностью

— Вовсе нет, — отозвался Анжель. — Свобода — это желание, порожденное вашей волей. Впрочем... — и он умолк.

— Впрочем, вы просто мне голову морочите, и все, — сказал Жакмор. — Я подвергну психоанализу здешнюю публику и выужу их истинные желания, мотивы поступков, предрасположенности — в общем, все, а вы меня уже достали.

— Ну хорошо, — задумчиво предложил Анжель, — давайте поставим опыт. Попробуйте хотя бы на мгновение совершенно отказаться от мысли завладеть чужими желаниями. Попытайтесь, только по-честному.

— Идет, — ответил Жакмор.

Они остановились у обочины дороги. Психиатр закрыл глаза и, казалось, полностью расслабился. Анжель внимательно наблюдал за ним. И вдруг словно все краски сошли с лица Жакмора. Мало-помалу какая-то прозрачность стала заполнять открытые взору части его тела, руки, шею, лицо.

— Взгляните на свои пальцы, — прошептал Анжель.

Жакмор открыл глаза. Пальцев как бы не было. Сквозь прозрачную правую кисть он увидел лежащий на земле черный камушек. Но как только он окончательно пришел в себя, прозрачность исчезла, и тело вновь обрело свою обычную плотность.

— Вот видите, — сказал Анжель, — в состоянии абсолютного расслабления вы перестаете существовать.

— Ого! Вы действительно полны иллюзий! Неужели вы думаете, что ловко проделанный фокус может вот так сразу меня переубедить... Лучше объясните, как вы это делаете...

— Итак, — продолжал Анжель, — теперь все ясно: вы лицемерны и невосприимчивы к очевидному. Что ж, это в порядке вещей. У психиатра совесть должна быть нечиста.

Они дошли до околицы деревни и, не сговариваясь, повернули назад.

— Ваша жена хочет увидеть вас, — сказал Жакмор.

— Как вы можете это знать?

— Чувствую. Ведь я идеалист, — ответил Жакмор.

Вернувшись, они поднялись по лестнице на второй этаж. Резные дубовые перила услужливо сплющились под твердой рукой Жакмора. Анжель вошел первым в спальню Клементины.

<p>X</p>

Он остановился на пороге. Жакмор ожидал за его спиной.

— Можно мне войти? — спросил Анжель.

— Входи, — ответила Клементина.

Взгляд ее был исполнен равнодушия. Анжель продолжал стоять, не осмеливаясь сесть на кровать из страха побеспокоить Клементину.

— Мне нельзя больше полагаться на тебя, — произнесла она. — Как только мужчина сделал женщине ребенка, она тут же перестает доверять ему.

— Как же ты настрадалась, Клементина, — проговорил Анжель.

Она покачала головой — не хотела, чтобы ее жалели.

— Завтра же буду на ногах. В полгода дети должны начать ходить, в год — читать.

— Тебе лучше. Ты у меня, как всегда, выносливая, — сказал Анжель.

— Это была не болезнь. Пойми, с этим покончено. Навсегда. В воскресенье их нужно окрестить. Жоэль, Ноэль и Ситроен. Решение окончательное.

— Жоэль, Ноэль — не очень-то красиво. Ты бы еще сказала Араэль, Натанаэль, или лучше Ариэль. Или Прюнель.

— Это не подлежит обсуждению, — решительно ответила Клементина. — Не забудь, Жоэль, Ноэль — это близнецы, Ситроен — третий.

И тихонько шепнула самой себе: «Уж этого-то нужно будет держать в узде с самого начала. Намучаюсь я с ним, конечно, но он лапочка».

— Завтра же, — продолжала она громко, — у них должны быть кроватки.

— Если вам нужно сделать какие-то покупки, не стесняйтесь, я буду рад помочь, — предложил Жакмор.

— Прекрасная мысль. Действительно, нечего вам сидеть сложа руки, — сказала Клементина.

— Это не в моих правилах, — заметил Жакмор.

— Однако, тут вы рискуете этим заразиться, — ответила юна. — А теперь идите. Оба. У столяра закажите три кроватки, две маленькие и одну побольше. Да пусть не шаляй-валяй работает, а постарается на славу. И позовите-ка сюда Бланш.

— Хорошо, душенька, — сказал Анжель. Он поцеловал ее и пошел к выходу. Жакмор посторонился, пропуская его вперед, и захлопнул за собой дверь.

— А где Бланш? — спросил он.

— Внизу, стирает в прачечной. Пойдемте обедать. А потом займемся покупками.

— Нет, я пойду один, а вы оставайтесь, — ответил Жакмор. — У меня нет ни малейшего желания возобновлять эти дискуссии. Выматывает, честно говоря. И вообще, это не мой профиль. В конце концов, психиатр должен чем заниматься? Психиатрировать. Это яснее ясного.

<p>XI</p>

Жакмор миновал ограду и во второй раз пустился в путь той же дорогой. Справа от него ограда сменилась на склон утеса, вдалеке виднелось море. Слева тянулись возделанные поля, редкие деревья и живые изгороди. Колодец, ускользнувший от его внимания утром, поразил его своей крышкой из камня, древнего и скользкого, и высокими каменными стойками, между которыми с ясеневого барабана свисала вся изъеденная ржавчиной цепь. Колодезная вода нежно вскипала внизу и поднималась над краем колодца легким облачком, тут же разрываемым на тончайшие нити голубой расческой неба.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурологическая библиотека журнала «Апокриф». Серия прозы

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература