Среди моих знакомых нет тех, кто срочно женился, и я точно не пропускал никакое важное событие, чтобы на меня вдруг свалились какие-то фотографии. Я и фотографии-то полюбил только после того, как увидел снимки Полины и Гнездо птицы Додо.
На плотных кусочках глянцевого картона какие-то неясные тени. Пытаюсь рассмотреть несколько наугад, но не вижу ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Бросаю на Михаила вопросительный взгляд. Он сразу понимает: вертит конверт, смотрит все опознавательные знаки и с минуту вчитывается в бирку, где указан получатель.
— Все правильно, Адам Александрович.
Я мысленно передергиваю плечами, перекладываю фотографии сверху вниз, и когда уже собираюсь от них избавиться, посчитав чей-то дурацкой шуткой, что-то цепляет мой взгляд. Даже не сразу понимаю, что: обычная, такая же, как и предыдущие, размытая фотография, как будто снимали на камеру старенького телефона. Освещение плохое, на заднем фоне тусклый свет за разноцветными, плотно закрытыми занавесками. А всем снимке только одно светлое пятно: что-то белое, скомканное. Интуитивно разворачиваю фото — оказывается, я смотрел на них не с того ракурса.
Она лежит на боку: совершенно голая, с растрепанными волосами и руками, которые связаны запястье к запястью. Толстая веревка тянется выше, крепится в удавке на шее. Тут даже без тонкого знания материала понятно, что любая попытка освободиться будет сдавливать горло. Я понимаю, что привлекло мое внимание: глаза, хоть девушка и не смотрит в камеру, но именно в этом все дело.
Она смотрит в пол, между бровями напряженная складка. Как будто прячется от того, что ей омерзительно. Очень знакомый жест.
Я судорожно листаю фото, ищу доказательства своей ошибки. Это же ошибка, просто галлюцинации? От напряжения слишком сильно сжимаю пальцы на стопке, и когда пытаюсь снять верхнее фото, то просто рву его, потому что бумага не хочет выскальзывать из тисков судорожно сжатых пальцев.
На следующей фотографии уже очень хорошо видно лицо: это Полина, хоть ей здесь совсем мало лет — нет восемнадцати, я бы сказал, а то и шестнадцати. Губы разбиты, глаза красные от слез.
Я недосматриваю до конца. Кладу снимки «лицом» на стол, хватаюсь за столешницу так сильно, что боль простреливает от суставов прямо в запястья. Во рту горько и мерзко, словно съел могильной земли. Пока Михаил молча ждет моих указаний — я его не отпускал — иду к бару, наливаю сразу полстакана сам не знаю чего — схватил бутылку наугад. Выпиваю в три глотка, но алкоголь на вкус как вода.
Михаил напряженно всматривается, видит же, что со мной что-то не в порядке, но вышкол не позволят спросить напрямую. А я не знаю, что сказать. Смотрю на него, как баран, и — хоть Михаил, вообще, не при делах — хочу тупо расквасить ему рожу. Просто потому, что злость проедает путь наружу, и болит так сильно, что я с дерьмовой улыбкой вспоминаю приступы головных болей, когда мина в моей башке жила и здравствовала.
Какая-то мразь прислала мне фотографии Полины. Ее старые фотографии, на которых она не выглядит как соска, которая любит пожестче за пару сотен. Она выглядит маленькой испуганной девочкой с заплаканными глазами и растертой до уха губной помадой, которую кто-то неаккуратно намазал прямо поверх кляпа. Кляпа, который сделал из ее белого пушистого носка.
Я ненавижу себя за то, что увидел так много хотя старался не смотреть, но выпиваю еще порцию безвкусного алкоголя, даю знак Михаилу и тот выходит, на всякий случай сказав, что он всегда рядом для «различных поручений». Как будто я не знаю о его темном прошлом наемника «Academi»[9]. Знаю и уважаю, что в отличие от других претендентов не стал ничего скрывать ни в анкете, ни на собеседовании.
Возвращаюсь к столу, не глядя, беру фотографии и каждую комкаю до состояния ультрамаленького бумажного шарика. На столе образуется приличная гора. Выливаю на нее остаток выпивки из стакана, чиркаю зажигалкой и смотрю, как куча дерьма превращается в пепел. Быстро сгорает, даже не дав шанса среагировать противопожарной сигнализации. Остается только горстка черных руин, которые я с размаху дроблю кулаком.
Кто-то сделал это с моей женой.
Какая-то больная тварь издевалась над девчонкой, пользуясь ее беспомощностью. Сняла это дерьмо и наверняка дрочила на детский страх и ужас. А потом сунула мне под нос, чтобы… что?
Глава сорок вторая: Адам
Телефон на столе сигналит незнакомым номером.
Я подношу трубку к уху, вдруг четко и ясно понимая, чей голос услышу.
Как будто шарик в лабиринте моих мозгов получил верное направление, пробежал хитросплетением головоломки, стукнувшись о нужные фрагменты, хоть их и не много.
Толстый боров Франц, которого Полина испугалась, как огня. Продюсер. Он встречался с Ириной примерно лет десять назад, насколько я успел понять, как раз когда Полина была сопливой девчонкой. Он наверняка бывал у них в доме.
Полина боится его. Моя храбрая Пандора испугалась его, как огня.