Читаем Сердце Пандоры полностью

Среди моих знакомых нет тех, кто срочно женился, и я точно не пропускал никакое важное событие, чтобы на меня вдруг свалились какие-то фотографии. Я и фотографии-то полюбил только после того, как увидел снимки Полины и Гнездо птицы Додо.

На плотных кусочках глянцевого картона какие-то неясные тени. Пытаюсь рассмотреть несколько наугад, но не вижу ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Бросаю на Михаила вопросительный взгляд. Он сразу понимает: вертит конверт, смотрит все опознавательные знаки и с минуту вчитывается в бирку, где указан получатель.

— Все правильно, Адам Александрович.

Я мысленно передергиваю плечами, перекладываю фотографии сверху вниз, и когда уже собираюсь от них избавиться, посчитав чей-то дурацкой шуткой, что-то цепляет мой взгляд. Даже не сразу понимаю, что: обычная, такая же, как и предыдущие, размытая фотография, как будто снимали на камеру старенького телефона. Освещение плохое, на заднем фоне тусклый свет за разноцветными, плотно закрытыми занавесками. А всем снимке только одно светлое пятно: что-то белое, скомканное. Интуитивно разворачиваю фото — оказывается, я смотрел на них не с того ракурса.

Она лежит на боку: совершенно голая, с растрепанными волосами и руками, которые связаны запястье к запястью. Толстая веревка тянется выше, крепится в удавке на шее. Тут даже без тонкого знания материала понятно, что любая попытка освободиться будет сдавливать горло. Я понимаю, что привлекло мое внимание: глаза, хоть девушка и не смотрит в камеру, но именно в этом все дело.

Она смотрит в пол, между бровями напряженная складка. Как будто прячется от того, что ей омерзительно. Очень знакомый жест.

Я судорожно листаю фото, ищу доказательства своей ошибки. Это же ошибка, просто галлюцинации? От напряжения слишком сильно сжимаю пальцы на стопке, и когда пытаюсь снять верхнее фото, то просто рву его, потому что бумага не хочет выскальзывать из тисков судорожно сжатых пальцев.

На следующей фотографии уже очень хорошо видно лицо: это Полина, хоть ей здесь совсем мало лет — нет восемнадцати, я бы сказал, а то и шестнадцати. Губы разбиты, глаза красные от слез.

Я недосматриваю до конца. Кладу снимки «лицом» на стол, хватаюсь за столешницу так сильно, что боль простреливает от суставов прямо в запястья. Во рту горько и мерзко, словно съел могильной земли. Пока Михаил молча ждет моих указаний — я его не отпускал — иду к бару, наливаю сразу полстакана сам не знаю чего — схватил бутылку наугад. Выпиваю в три глотка, но алкоголь на вкус как вода.

Михаил напряженно всматривается, видит же, что со мной что-то не в порядке, но вышкол не позволят спросить напрямую. А я не знаю, что сказать. Смотрю на него, как баран, и — хоть Михаил, вообще, не при делах — хочу тупо расквасить ему рожу. Просто потому, что злость проедает путь наружу, и болит так сильно, что я с дерьмовой улыбкой вспоминаю приступы головных болей, когда мина в моей башке жила и здравствовала.

Какая-то мразь прислала мне фотографии Полины. Ее старые фотографии, на которых она не выглядит как соска, которая любит пожестче за пару сотен. Она выглядит маленькой испуганной девочкой с заплаканными глазами и растертой до уха губной помадой, которую кто-то неаккуратно намазал прямо поверх кляпа. Кляпа, который сделал из ее белого пушистого носка.

Я ненавижу себя за то, что увидел так много хотя старался не смотреть, но выпиваю еще порцию безвкусного алкоголя, даю знак Михаилу и тот выходит, на всякий случай сказав, что он всегда рядом для «различных поручений». Как будто я не знаю о его темном прошлом наемника «Academi»[9]. Знаю и уважаю, что в отличие от других претендентов не стал ничего скрывать ни в анкете, ни на собеседовании.

Возвращаюсь к столу, не глядя, беру фотографии и каждую комкаю до состояния ультрамаленького бумажного шарика. На столе образуется приличная гора. Выливаю на нее остаток выпивки из стакана, чиркаю зажигалкой и смотрю, как куча дерьма превращается в пепел. Быстро сгорает, даже не дав шанса среагировать противопожарной сигнализации. Остается только горстка черных руин, которые я с размаху дроблю кулаком.

Кто-то сделал это с моей женой.

Какая-то больная тварь издевалась над девчонкой, пользуясь ее беспомощностью. Сняла это дерьмо и наверняка дрочила на детский страх и ужас. А потом сунула мне под нос, чтобы… что?

<p>Глава сорок вторая: Адам</p>

Телефон на столе сигналит незнакомым номером.

Я подношу трубку к уху, вдруг четко и ясно понимая, чей голос услышу.

Как будто шарик в лабиринте моих мозгов получил верное направление, пробежал хитросплетением головоломки, стукнувшись о нужные фрагменты, хоть их и не много.

Толстый боров Франц, которого Полина испугалась, как огня. Продюсер. Он встречался с Ириной примерно лет десять назад, насколько я успел понять, как раз когда Полина была сопливой девчонкой. Он наверняка бывал у них в доме.

Полина боится его. Моя храбрая Пандора испугалась его, как огня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Туман в зеркалах

Исповедь Мотылька
Исповедь Мотылька

Я влюбилась в него когда мне было шесть. Очень хорошо помню этот день: мои заплаканные глаза, содранные коленки и Он в дверях, в обнимку с огромным плюшевым зайцем. Уже тогда я знала, что даже если небо упадет на землю, а луна сойдет со своей орбиты — мое сердце навечно будет принадлежать только Ему. Но Он смотрит на меня только как на маленькую дочку его погибшего друга. Он всегда окружен элегантными ровесницами, Он смотрит на них как на женщин, а на меня — как на Долг. И однажды, как в перевернутой любовной истории, мне придется быть гостьей на его свадьбе. Но все это будет только началом нашей истории. Это — моя исповедь. Исповедь Мотылька.   В тексте есть: разница в возрасте, сложные отношения, настоящий мужчина Ограничение: 18+

Айя Субботина

Современные любовные романы / Самиздат, сетевая литература / Романы / Эро литература

Похожие книги