— На тебя не похоже, — заметил Кареев. — С чего бы?
Впервые так близко Щуров увидел спокойные, большие, удивительно ясные глаза Лены Орловой. Если издали она в своем скромном платье казалась интересной, изящной, то сейчас он видел только глаза и понимал: в его жизни произошло событие, которое изменит, повернет все по другому — бог весть какому — руслу.
Лена видела смущение офицера, его, пожалуй, даже испуганные глаза и, протягивая руку, улыбнулась:
— Лена!
— Леночка, а ведь Леонид у нас лирик. Как он стихи читает! Талант! — щебетала Нелли, не обращая внимания на смущенный вид Щурова.
— Нелли! — нахмурился Щуров.
— Я тоже люблю стихи, — и Лена с любопытством посмотрела на Щурова. На первый взгляд этот офицер показался ей этаким провинциальным сердцеедом, а в действительности он, как видно, скромный, застенчивый человек, теряющийся в женском обществе. И чтобы избавить нового знакомого от слишком паточных рекомендаций Нелли, взяла Леонида за руку:
— В наказание за то, что скрывались весь вечер, я приглашаю вас на вальс.
Щуров склонил голову. Необычным было на его всегда самоуверенном лице выражение безропотной покорности.
Они танцевали молча, перекинувшись лишь двумя-тремя фразами. Лене приятно было чувствовать, как легко и ловко танцует ее партнер, как бережно лежит сильная мужская рука на ее талии.
Танец был последний. И когда оркестр с надрывом бросил в кружащуюся толпу прощальные медные звуки, Щуров подвел Лену к отцу и молча поклонился. Девушка благодарно улыбнулась.
— До свидания!
Из всех офицеров полка в этот вечер ей больше других понравился капитан Щуров.
Щуров возвращался домой по притихшим улицам городка. Холодная высокая луна смотрела чисто и спокойно. Кроны лип казались черными, и тени от них лежали на асфальте, словно обведенные тушью. Кусты черемухи, перегнувшись через решетчатые заборики, выглядывали на улицу, как верные жены, поджидающие загулявших мужей. Где-то далеко, любуясь собой, заливисто лаяла собака.
Щуров тоже был доволен собой. Прием, избранный им, оказался удачным. Как писал не очень чтимый в наше время поэт: «И забрезживший в сердце твоем огонек в безграничный пожар раздуваю». А огонек забрезжит или, может быть, уже забрезжил! И, показывая прохладному ночному ветру два ряда ровных, белых, острых, как у грызуна, зубов, проговорил:
— Так держать!
Слишком хорошо его знают в полку и слишком недолюбливают. Лена не может услышать о нем ничего хорошего. Значит, все зависит только от него, от его умения вести дело тонко, осторожно, без спешки и суеты. Одним словом, в духе сегодняшнего вечера.
— Так держать!
IV
Прошла неделя. В течение этого времени Щуров ни разу не встречал Лену, больше того, намеренно избегал ее. Он не ходил на киносеансы, где могла быть Лена, не появлялся у Кареевых, где часто — он знал это — стала проводить вечера Орлова. Из тех же соображений он даже не пошел на концерт московских артистов — событие не такое уж частое в их захолустье.
И расчет оказался правильным: как-то на улице его встретила Нелли и налетела вихрем:
— Леонид! Что случилось? Я не понимаю. Куда вы запропастились? Ни слуху ни духу!
— Так… работа… — неопределенно протянул Щуров.
— А вами интересовалась одна особа. Вы произвели тогда на вечере впечатление, — и Нелли лукаво погрозила пальцем.
— Кому я нужен, — и с наигранной грустью продекламировал:
— Вот приходите к нам и узнаете, кто интересуется демоническими личностями, — и Нелли умчалась, шумя нарядной юбкой.
В первый воскресный вечер Щуров пошел к Кареевым. Как он и надеялся, там была Лена. Но встретила она его настороженно, сухо поздоровалась, словно была недовольна его появлением. Говорили о разном: о старых женах кинорежиссеров, что в современных фильмах играют роли молоденьких девушек, о «Крокодиле», в котором давно пора завести отдел юмора, о Хосте, где прошлым летом отдыхала Нелли.
Щуров больше молчал. Уже не рисуясь и не играя, он чувствовал, что теряется в присутствии Лены. Нелли, заметив это, раза два бросила в его сторону недоумевающий взгляд: «Что с ним?»
Вскоре Лена стала прощаться, и Щуров пошел ее провожать.
Лена шла задумчивая. Неожиданно спросила:
— Скажите, Леонид, у вас есть недоброжелатели в полку?
Все было ясно. За эти дни Лене дали о нем не очень лестную характеристику. Щуров предвидел: это должно было произойти, но не думал, что так скоро. Что делать? Все отрицать? Высмеять все то, что могли сказать о нем? Назвать клеветой, завистью, низкими происками? А если это говорил ее отец или Бочаров? Она, конечно, поверит им, а не ему, и все будет кончено.
— У меня есть в полку и враги, и недоброжелатели, — спокойно проговорил Щуров. — Но это не меняет дела: все, что они говорили вам обо мне, — правда!
Лена подняла на Щурова удивленный взгляд:
— Правда?
— Да!
— А вы знаете, что о вас говорят?
— Знаю.
— И то, что говорят, — правда?
— Правда!
Лена пожала плечами:
— Во всяком случае, ваша искренность свидетельствует, что они не во всем правы.
Щуров заговорил просто, чистосердечно: