Сердца в строю

— Знаю, знаю и ни одной секунды не сомневаюсь. Да и не такой человек полковник Орлов, чтобы ради памяти об Алексее потворствовать его сыну. У Орлова характер правильный. А ты, Юрий, не горячись. Выдержка во всем нужна. Я тебя пойму, Орлов поймет, но могут найтись и такие, что не поймут. Жизнь — сложная штука. В романах читаешь — и то не все гладко идет, а живая жизнь — не беллетристика.

Ну, это между прочим. Твое решение ехать в полк, как я уже сказал, одобряю. Отличный полк! Большая честь в нем служить. И сыну советовал, и тебе советую. Правда, Анну Ивановну жаль — одна останется… Что ж, участь солдатских матерей. Михаилу передай, что у нас все благополучно, мать здорова… Посмотришь, как он там с молодой женой… — в глазах генерала вдруг промелькнуло выражение не то боли, не то смущения. Но только на одно мгновение. С неожиданной для его крупного тела живостью он подошел к распластанной во всю ширину стены карте Советского Союза.

— А ехать тебе далеко. Полк у самой границы расквартирован. Вот здесь, — и Кареев провел рукой по карте. — Эх, сам бы поехал, если бы не эти бумаги, телефоны да сейфы, будь они неладны!..

И такая зависть прозвучала в словах Кареева, что Юрию стало даже совестно, что он молодой, здоровый и на все четыре стороны — только стремись вперед — лежит перед ним открытый путь.

Говоря молодому Верховцеву о том, что командир полка Орлов человек твердых правил, строгий и взыскательный, генерал не грешил против истины. Он не кривил душой, оценивая эти качества Орлова весьма положительно.

Но, когда за Юрием Верховцевым закрылась дверь, Кареев задумался. Своего сына он без колебаний и сомнений, несмотря на сопротивление его жены Нелли, послал в полк Орлова. За Михаила он не боялся. Пусть послужит в далеком гарнизоне под началом строгого и требовательного командира. Лучшей закалки и не надо для молодого офицера. Отцу легче решать такие вопросы. А Юрий без отца. Словно берешь на себя ответственность за его службу, жизнь…

И генерал сделал то, чего бы никогда не сделал для своего сына: написал Орлову частное письмо, в котором наряду с разными текущими делами упомянул и о предстоящем назначении в его полк лейтенанта Юрия Алексеевича Верховцева.

Кареев писал:

«Парень он хороший, честный, а главное, любит военное дело, гордится своим отцом. Уверен, что в Вашем полку Верховцев станет настоящим боевым советским офицером».

Кареев понимал, что сам факт такого письма может поставить Юрия в несколько привилегированное положение. Никакому другому командиру полка он не послал бы такого письма. А Орлову послал. Был убежден: Орлов все поймет правильно!

И на сердце как-то легче стало: хоть что-нибудь да сделал для сына Алексея Верховцева. И подумал: «Стареть ты стал, Степан. Дряблость в душе появилась, слезу пускаешь. Видно, пора и на покой!»

II

Степан Андреевич Кареев не ошибся. Полковник Орлов правильно понял мотивы, какими руководствовался генерал, посылая свое письмо. И письмо обрадовало Орлова. Во-первых, в том факте, что молодого Верховцева посылают в его полк, он увидел доверие со стороны Кареева. А Кареева он уважал: честный, принципиальный коммунист, знающий дело генерал. Во-вторых, Орлов был рад увидеть сына Верховцева: Алексея он любил, был его помощником и другом.

Сразу же позвонил Бочарову:

— Василий Васильевич! Зайди, дело есть.

Прочитав письмо, Бочаров задумался.

— Ты что, Василий? Недоволен?

— Дьявольская штука — время! Как сквозь пальцы бежит. Давно ли к нам в батальон прибыл майор Верховцев? Помнишь, стояли мы вечером возле его блиндажа и «сухарем» ругали?

— Было дело! Это ты тогда так его окрестил. Видишь, как обманчиво первое впечатление.

— А вот теперь приезжает в полк его сын. Офицер! Поневоле задумаешься.

Орлов проговорил невесело:

— И у меня дочь уже десятилетку окончила. Что же ты думаешь? В театральный институт решила поступать. Взбрела же в голову такая ересь! Я ей написал, чтобы ко мне приезжала. Пусть год здесь поживет, а там посмотрим… Не нравится мне эта филармония.

Бочаров рассмеялся:

— Отсталые у тебя взгляды, Петр! Может быть, у нее призвание?

— Какое призвание! — махнул рукой Орлов. — Наследственность. Мать артисткой была, вот и завихрение получилось. И бабка виновата: плохо смотрела. Я и ее на расправу выписал.

— Нет худа без добра: будешь по-семейному жить. А то все как фронтовик. Сколько лет Лене?

— Паспорт уже получила.

— Вот для молодого Верховцева и невеста. Чего лучше!

— Будь старое время, приказал бы. А теперь: «любовь», «чувства», «я сама», «я не хочу!..»

— Домострой типичный получается. К такому гвардии Тит Титычу попадись — воли не даст.