Сердца в строю

Друзья вышли к реке. Рослые гвардейские сосны, любуясь собой, стоят у самой воды. От их разлапистых ветвей вода кажется темной и густой, как смола. Только у того берега, под оранжевой кромкой песка, важно, как лебеди, проплывают пышногрудые облака.

Сели на перевернутую лодку. Днище ее было черным и блестящим, казалось, в реке текла не вода, а смола.

— Да, слышал новость? — заговорил Веточкин. — Нелли Кареева за ум взялась. Организовала женскую бригаду и в городке такое озеленение развернула — только держись. Цветов — море. Я ее с подругой в городе видел, — добавил он не без лукавства.

Верховцев проговорил машинально:

— Михаилу расскажи. Он рад будет.

Веточкин пристально посмотрел на товарища.

— Что уставился? — нахмурился Юрий.

— Ты каменный, что ли?

— Не понимаю.

— Прекрасно все понимаешь.

— Серьезно, не понимаю, — смутился Верховцев. — И у нас новость: Савин в академию поступать собирается.

— Ты мне зубы не заговаривай. Почему о Леночке ничего не спрашиваешь?

Верховцев отвернулся.

— Молчишь?

— Это дело конченное.

— Она о тебе спрашивала. И привет передавала…

Верховцев встал.

— Виктор, ты мне друг?

— Предполагаю, — хотел было отшутиться Веточкин, но замолчал, почувствовал, что разговор принял серьезный оборот.

— Так я прошу тебя, как друга. Никогда, понимаешь, никогда не говори о ней.

— Прости, Юрий! Я не думал, что так серьезно.

Верховцев смотрит за реку, в далекие поля, на чуть заметную бледную бахрому гор.

— Жаль будет уезжать отсюда осенью. Полюбил я и лес, и реку, и вот те горы на горизонте. Хорошо в лагере. Ближе мы здесь все стали: и солдаты, и офицеры. Особенно я люблю вечерние огни в палатках — словно светлячки в лесу. А солдатские песни после ужина! Вот так бы служить, работать, и ничего больше не надо.

— Я понимаю, — с необычной серьезностью проговорил Веточкин. — Но и личное счастье должно быть…

— Личное! Это и есть мое личное счастье!

Среди стволов показалась плотная фигура Подопригоры:

— Товарищ старший лейтенант! Вас замполит по всему лагерю шукае.

Веточкин встал, подтянулся:

Зачем потребовал начклуба
К священной жертве Бочаров?

— Что ж, пойду. Чувствую, полковника Бочарова осенила какая-то идея!

Подопригора усмехнулся:

— Шо правильно, то правильно. Замполит спать не даст, только поворачивайся.

Верховцев подвинулся, уступая место Подопригоре:

— Присаживайтесь, товарищ старшина. Во взводе все благополучно?

— Повный ажур.

— Порядок — и точка!

Подопригора улыбнулся:

— С батьком своим вы, товарищ лейтенант, дуже большое сходство имеете.

Напоминание об отце навело Юрия на грустные размышления.

— Попало бы мне от отца за все, что я натворил в ту ночь!

Подопригора не стал наводить тень на плетень.

— Полковник порядок любив. Правило одно у него було: умри, а приказ сполни. От яке положение! Та и я, признаться, на вас в той час сердце имел. Как же так, думаю, такого роду человек и осрамывся. Може, вин с виду на батька похож, а нутром слабак?

— И теперь так думаете?

— Теперь другой коленкор. На практике убедился. Помню, пришли вы с гауптвахты во взвод, а я приглядаюсь. И думаю: колы вин настоящий чоловик и в душе твердость имеет, то за работу возьмется по-гвардейски. Ну а колы нутро трухляве, то известно… От яке положение! А вы добре взялись. Дуже добре! И командир роты капитан Щуров на вас насидають, де хто и сомневается, а вы линию крепко повели. На правильный путь взвод поставили.

— Заслуга еще невелика. Только первый шаг сделан.

Но, умудренный опытом, Подопригора покачал головой:

— Не скажить. В таком деле первый шаг — найтруднейший. Жизнь — мудра штука. Другой раз так наверне, шо тилькы держись. Но теперь я знаю: вас с ног не собьешь.

— Теперь у вас, Тарас Филиппович, сомнений нет?

— Нема! — несколько даже торжественно проговорил Подопригора. — И так я вам по-солдатски скажу: если знову прийдется за оружие браться, то хотив бы з вами в бой идти, як колысь с батьком вашим ходив.

Верховцев протянул старшине руку:

— Вот за это — спасибо!

XXV

Когда в глухой, далекий от городов и поселков сосновый бор, где живут тысячи молодых здоровых мужчин, приезжает несколько красивых нарядных женщин, то сам по себе такой не очень примечательный эпизод вырастает в радостное и волнующее событие.

Так было и на этот раз. Во время обеда репродукторы, установленные во всех концах летнего лагеря, разнесли во много раз усиленный микрофоном голос Веточкина:

— Внимание! Внимание! Говорит лагерный радиоузел. Прослушайте наше объявление. Сегодня в клубе состоится концерт. Выступят участники художественной самодеятельности Анна Шубина, Тамара Петухова, Елена Орлова, Фаина Бескоровайная… Начало в двадцать часов. Повторяю…

В лагере только и разговоров, что о предстоящем концерте.

— Порядок в мотомеханизированных войсках!

— Правильно действует начальник клуба!

— Жаль. Шанкин на «губе». Он большой любитель.

— Программа-то у них, верно, новая?

Подобные реплики слышны и в столовой, и в гимнастическом городке, и в палатках.