Сердечный выстрел

— Белка, — уточнила Катюха.

— Может, Еремичева? Она же вам про Смальцева сказала.

— Ну да. Позвонила, сказала.

— Сама позвонила?

— Да, позвонила и сказала, что Смальцев на терминале, про нас спрашивал. Ну, кто склады поджег… Ну, а Генка…

— Что Генка?

— Да класть мы на Смальцева хотели! А у нас тут как раз салюты были…

— То есть Еремичева вас не подстрекала?

— Да нет!

— Да подстрекала, подстрекала! — звонко прозвучал Катюхин голос.

— Как подстрекала?

— Ребята, какие вы молодцы!.. — передразнила Еремичеву девушка. — А ребята и рады!..

— Когда она это говорила? Уже после того, как машину Смальцева обстреляли?

— Да нет, после склада… А после Смальцева она здесь не появлялась.

— Боялась, — кивнул Митьков. — Боялась, что уволят… Она же не думала, что мы Смальцева обстреляем. Как будто это она его предала. А она не предавала.

— Но подстрекала! — вставила Катюха.

— У Гуляева роман с ней был? — спросил Родион.

— Встречались когда-то, — пожал плечами Митьков.

— Да ладно, когда-то! Видела я их здесь, после того как он с Майкой развелся… Он тогда как с цепи сорвался! — глянув на Родиона, сказала Катюха. — С Катькой по новой закрутил, потом со мной…

— Можно и без подробностей! — скривился Митьков.

— Да какие там у тебя подробности! — смерив парня взглядом, фыркнула Катюха.

— Слышь, ты! — вскинулся Митьков.

Родион понял, что разговор пора заканчивать. Оставил номер своего телефона, попросил позвонить, если кто-то что-то узнает про Гуляева, и ушел.

— А мне все время так в машине сидеть? — обиженно спросила Скорокова.

— Еремичеву на себя возьмешь, — сказал Родион, разгоняя автомобиль.

— Кто такая Еремичева?

— Тайная любовь Гуляева. Для нас тайная. Для друзей не очень. Для матери, кстати, тоже.

— Это интересно.

— Гуляев после развода во все тяжкие пустился. Алевтина, одна Катюха, другая…

— И что?

— А то, что первая Катюха на терминале работает.

Еремичева жила в доме, сложенном из бетонных блоков, стены, как белые листы, расчерченные в клеточку, за штакетным забором лаяла, рвала цепь собака, на ветру шелестели подмороженными ветками яблоня и вишня. Из дома на зов вышла миловидная девушка в армейском ватнике старого, еще советского образца, голову грела шерстяная шапочка с бубоном, ноги — пуховые гамаши. При этом шлепки — на босу ногу.

Девушка смотрела на Скорокову, которую от Фомина отличало многое, в том числе и форменная одежда. Не сводя с нее глаз, она поймала собаку за цепь, затолкала ее в будку.

— Участковый инспектор, лейтенант Скорокова! — быстро глянув на Родиона, представилась Маша.

Он обещал ей свободу действий, и она предостерегала его. Говорить будет она, а его дело молчать и слушать.

Глянула на Родиона и девушка.

— А я вас, кажется, знаю! — с улыбкой сказала она. — Вы участковый! Я вас на терминале видела!

— А вы Еремичева Екатерина… — Скорокова выразительно смотрела на девушку.

— Максимовна… — кивнула та. И нахмурила брови: — А что-то случилось?

— Случилось! — скорбным голосом произнесла Маша.

При этом она смотрела на Еремичеву, как Родина-мать на дезертира. И это подействовало.

— Я не хотела! — девушка испуганно приложила руку к груди.

— Что вы не хотели?

— Я просто сказала, что Смальцев на терминале. Я не знала, что в него будут стрелять.

— А в него стреляли.

— Но ребят вроде бы отпустили.

— В Смальцева стреляли из карабина «Сайга». Сегодня утром.

— Сегодня?! Из карабина?! — У Еремичевой вытянулось лицо, однако она особо не удивилась.

Скорокова это заметила.

— Вас это не удивляет? — спросила она, в упор глядя на девушку.

— Почему не удивляет? — захлопала глазами Еремичева.

— Кому вы говорили, что Смальцев на терминале?

— Когда?

— Что значит когда? — строго спросила Скорокова.

— Ну, вы сказали, что в Смальцева стреляли из карабина. А тогда были петарды.

— Не совсем петарды, но были.

— Тогда я говорила Крячкову. Гене Крячкову!

— А после петард кому?

— Никому! — бодро, с чувством облегчения сказала Еремичева так, будто Скорокова пыталась загнать ее в угол, а она выкрутилась.

— Никому не говорили, что Смальцев сегодня будет на терминале?

— Не говорила! — кивнула Катерина.

— Да вы не волнуйтесь. Жив Смальцев.

— Да я не волнуюсь… То есть за Смальцева волнуюсь. Все-таки стреляли, могли убить.

— Где стреляли?

— Ну, на терминале, вы говорили.

— Не говорила я, что в Смальцева стреляли, когда он был на терминале. Может, вы без меня это знаете?

Маша блестяще загнала шар в лузу, Фомин улыбнулся, мысленно аплодируя подчиненной.

— Не знаю я ничего, — растерянно пробормотала девушка.

— Вы сегодня на терминале не были?

— Сегодня у меня выходной.

— Может, вам кто-то позвонил, сказал, что Смальцева убили.

— А его убили?

— Он в очень тяжелом состоянии.

— А я здесь при чем? — не выдержав напряжения, с истеричными нотками в голосе спросила Еремичева.

— А кто говорит, что вас в чем-то подозревают?

— Ну вы так смотрите!..

— Может, я просто замерзла, — почти не меняясь в лице, одними губами улыбнулась Маша.

— Ой, а я-то как замерзла! — глянув на свои шлепки, звонко сказала Еремичева. — Может, зайдете?