Сердечные истории

Моя стамбульская квартира находилась на пятом этаже старинного дома. Расположен он был неподалеку от Таксима, в одном из самых опасных кварталов Стамбула Беоглу, где, если что с тобой случится, ждать помощи от полиции бесполезно. Если вы когда-нибудь увлекались турецкими сериалами, то, наверное, видели там зарисовки из жизни трущоб: наркоманы, подпольные героиновые притоны и так далее. Именно таким было место моего обитания, и все же квартира обладала одним неоспоримым достоинством – громадной террасой, с высоты которой открывался чудный вид. Как любила я в былые времена смотреть оттуда на многолюдные улочки, на буйство жизни, разворачивающееся внизу. И как дико, как страшно теперь мне было видеть вымершие, безмолвные, недвижимые кварталы. Будто ядерная зима опустилась на город. Пустота, тишина, гибельное очарование расцветающей, несмотря ни на что, но совершенно бесплодной, манящей голубым апрельским небом, никому сейчас не нужной весны. Налетающий с Босфора ветер, больше не приносящий запах большого города. Обнаглевшие чайки, полчищами носящиеся по пустому городу в поисках пищи и без страха залетающие на балконы. И кошки. Кошки, шныряющие по опустевшим улицам, воровато выбирающиеся из-за мусорных баков, не в силах поверить, что населявшие квартал подкармливавшие их веками люди разом куда-то исчезли, устраивающие отчаянные битвы за ставшие теперь редкостью объедки. Раздирающие повисшую внизу ватную тишину пронзительными воплями. Порой мне казалось, что в городе остались лишь кошки – и я.

А потом квартал куполом накрывал мощный плотный звук азана. Таксим расположен на холмах, и потому голос, льющийся с минарета, всегда распространялся здесь особым образом, будто отгораживая нас, оказавшихся внутри него, от всего мира, укрывая, наполняя своим теплом и покоем. Так было раньше. Теперь же эти звуки, стелющиеся по мертвенным улицам, по пустынным дворикам и перекресткам, отражающиеся от зеркальных стен наглухо запертых магазинов и кафе, казались мне поминальным звоном, оплакивающим всех нас. Всю нашу нечестивую суетную жизнь. Всю нашу агонизирующую землю.

Ирония ситуации заключалась в том, что мне эпидемия была не страшна. Я прилетела в Стамбул три недели назад – в очередной раз меня привела сюда многомесячная, изматывающая, низкая и подлая тяжба, которую затеял против меня человек, которого я некогда любила, – уже переболев смертоносным вирусом. Лихорадка с жаром, ознобом и кашлем свалила меня чуть больше месяца назад, когда – подумать только! – еще мало кто относился к болезни всерьез. Я в то время находилась по делу в другой стране. Врач, лечивший меня, поначалу отмахнулся от моего предположения со смехом:

– Да будет вам! Обычная простуда.

И лишь через несколько дней, вручая мне результаты анализов, смотрел на меня со страхом и даже каким-то восхищением, как на восьмое чудо света.

– Вы были правы. Это действительно оно. Как вы себя чувствуете?

Я же, смеясь сквозь раздирающий меня кашель, отвечала:

– Доктор, я не умру. Не в этот раз.

И действительно не умерла. Вскоре пошла на поправку и неведомым образом победила болезнь, косившую и более молодых, и более здоровых. А выздоровев, успела прилететь в Турцию одним из последних перед закрытием границ самолетов. И потому теперь я, уже заглянувшая в глаза смерти и сумевшая убедить ее, что нам еще рано быть вместе, в стылом оцепенении смотрела на чумной город. Смотрела, осознавая, что мне невероятно повезло, но не вполне понимала, зачем мне такое везение, если все вокруг падает, бьется в конвульсиях, умирает. Не только люди, но и экономика, производство, бизнес. Что делать единственному выжившему в апокалипсисе? В чем найти свое предназначение? Это мне было решительно не ясно. К тому же у меня заканчивались деньги. Бесконечная тяжбы хорошенько опустошила мой кошелек за последний год. Где и как заработать в распадающемся мире, было не ясно. А на помощь от российского посольства надежды не было.