– …из-за меня… – еле слышно последовало вместо ответа. Толенькино лицо в корках склеенной слезами пыли походило на только что извлеченную из почвы окаменелость, видевшую много, но онемевшую в смерти.
Олеся приложила к стене запястье с часами. Тонкая стрелка под треснувшим стеклом не двигалась.
Это ничего не значило. Они могли сломаться после падения.
– Будем ждать тут. Она придет. И приведет его. Нельзя, чтобы он прошел дальше. Я…
Слова застряли в горле. Произнеси вслух – и выбора уже не останется.
«Его и так нет».
– Я убью его. Их обоих.
Выбор
Семен лежал на самом краю, свесив руку вниз, в темноту. Сначала было… волнующе. Нет, страшно. Было страшно. Казалось, что-то вот-вот приблизится снизу и коснется его руки. Но ничего не происходило. Его касалась лишь пустота. Может, она и была этим чем-то? Семен чувствовал ее прохладное, бесплотное дыхание на обнаженной коже руки. Время от времени он шевелил пальцами – чтобы убедиться, что они все еще принадлежат ему.
Куртку и футболку он снял и оставил на грязном кафеле рядом с фомкой, лежащей поперек тоненькой полоски света из-за двери. Там, где кафель обрывался, как затертый ластиком набросок, Семен прижимался голым торсом к шероховатому серому камню, за краем которого начиналась бездна.
Однажды (в прошлой жизни) он видел, как Олеся сидела перед этим провалом в полу ванной комнаты. Она смотрела вниз, в темноту, не отрываясь и не двигаясь, и не сразу услышала, когда он позвал ее. Что она видела там? О чем думала?
Может, ни о чем.
Может, потому она здесь и сидела.
Эта пустота внизу высасывала все мысли. Рядом с ее черным безмолвием не хотелось ни о чем думать, ни о чем переживать. Семен знал, что сейчас Олеся с Серой Матерью, в безопасности. Когда он сделает, что должен, то обязательно навестит ее. А пока…
Рука, висящая в пустоте, покачивалась туда-сюда. Кисть слегка вращалась, как будто перемешивала мрак провала: раз, другой, третий. Постепенно движение замедлилось. Семен задремал.
Во сне пустота говорила с ним. Пела Колыбельные. Шептала. А потом что-то все же коснулось Семена – или ему так показалось, – и он вздрогнул всем телом. Руку проткнули сотни плюющихся током иголок, и он с усилием притянул ее к себе, не чувствуя, как грубый край камня скребет тонкую кожу на внутренней стороне предплечья.
На секунду Семену показалось, что пустота продолжает шептать, но звук шел с другой стороны. Кто-то что-то тихо сказал снаружи, за дверью. Когда он прислушался, голос уже стих. А потом этот кто-то вошел в квартиру.
Распластавшись на полу, Семен задержал дыхание. Левая рука, которую все еще будто током било, омертвела, зато правая бесшумно ползла по кафелю к фомке.
Пришелец немного постоял в прихожей, затем прошел дальше. От долгого лежания в одной позе шея тоже затекла, и Семен, не сумевший вовремя повернуть голову, заметил только тень, ненадолго перекрывшую светоносную щель в двери.
Когда пальцы правой руки обхватили фомку, он мучительно-медленно поднялся с пола. От легкого головокружения повело в сторону, но Семен, уперевшись полубесчувственной левой рукой в стену, устоял. Еще одно растянутое во времени осторожное движение, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы он мог боком протиснуться в коридор.
Никакого потока воздуха, не говоря уже о настоящем сквозняке, не было и в помине, но верхняя часть тела, припорошенная спереди пылью, покрылась мурашками. Из кухни слышалась какая-то возня.
Это Толенька? Или кто-то другой?
Воображение нарисовало бледную фигуру слепоглухонемого монстра, но Семен тут же успокоил себя: нюхачи так не ходят. Шаги, которые он слышал из ванной, были человеческими. Толенька, кто же еще. Пришел проверить, можно ли здесь чем-то поживиться.
Через дверной проем в форме арки просматривалась бÓльшая часть гостиной, но зона кухни скрывалась за поворотом справа. Сперва нужно было подкрасться и заглянуть за угол, а уж потом решить, как…
Семен не успел сделать ни шагу в сторону кухни. Его остановил голос, донесшийся из-за приоткрытой на треть входной двери.
Одно и то же слово, снова и снова повторяемое громким срывающимся шепотом. Почти без пауз, без остановки.
Семен знал только одного человека, вечно повторяющего слова.
Забыв о неизвестном пришлеце на кухне, он вышел в подъезд.
«Если можешь, помоги мне».
«Возьми оружие и приходи».
Отзвучавшие слова снова и снова звучали в ушах, как заевшая пластинка. Их смысл потерялся, стерся. Толенька должен был что-то взять и принести. Из дома. Вот и все.
Но для этого туда нужно было войти.
Дверь тамбура открылась будто сама собой, усталые ноги перешагнули порог, а дальше…
Розовая игрушечная собачка.
Он столько раз держал ее в руке, что до сих пор помнил на ощупь. Снова помнил. Теперь она там, дома. И он знал: если войдет, то увидит ее опять. Только ее одну. И тогда…