- Во-от, это же сколько времени укрывался… - начальник озабоченно покачал головой. - И где? В самом Генеральном Штабе…
Ясный перец, укрывался. Багровые хлопья редели, заключенный уже мог размышлять. Вот только эта тупая боль…
Укрылся. Мысли разбегались, собрать их можно было с громадным трудом. А откуда им было брать аналитиков? Участия в паломничестве и справке от приходского священника недостаточно, нужно что-то и уметь. А у вас это огромная редкость.
- Наверняка еще и вредительствовал, - решил выразить свое мнение второй из гражданских. Похоже, для себя какое-то мнение он создал.
- Этого, к сожалению, следствие не доказало, - майор задумчиво покачал головой. А жаль. Только что тут поделать. Такие времена. Ряды следует очищать, только, значит, гуманитарно. И никто, курва, не станет нас обвинять в… Ну, того…
- Ксенофобии, - подсказал гражданский. Наверняка он внимательно слушал обязательные ежедневные беседы Отца Председателя общественного телевидения.
- Вот именно, - жилы на висках господина майора набежали кровью. - И никто не будет нам переписывать...
Наверное, приписывать, подумал скорчившийся на стуле без спинки заключенный.
Майор сопел, распространяя вонь переваренного спиртного. Конвоир сморкался, его коллега лязгал предохранителем автомата. Металлический лязг раздавался в беспокояще равных отступах времени. На предохранитель. С предохранителя. На предохранитель. Снят с предохранителя…
- Встать!…
Заключенный поднялся в самый последний момент. Удар стволом, точно нацеленный в почку, попал по ягодице.
- Курва, - обескураженно вякнул жандарм.
- Именем Святейшей Жечи Посполитой…
Конвоиры вытянулись по стойке смирно. Христос на распятии, могло показаться, глядел заговорщически, словно бы желая сказать: вот видишь, вечно нам лажа.
- ...военно-полевой суд в составе… согласно с положениям декрета Президента СЖП от…
Лязг предохранителя акцентировал отдельные слова.
- ...с особым правовым регулированием к этнически-чуждым и вредным элементам…
Лязг, затем булькающее и существенное шмыганье носом.
- ...объявляет следующий вердикт.
Заключенный перестал слушать. Он глядел в лица гражданских и майора. Вот интересно, размышлял он, ведь это им по-настоящему нравится и никогда не надоест.
- ...подписи… председатель судебной коллегии, от лица прихода…
За запыленным окном кружат снежные хлопья. Снег… в такое время… ведь на дворе сентябрь.
Майор театральным жестом, шумно захлопнул черную книгу. Гражданский слева собрал бумаги в папку, небрежно бросил ее на сукно. Сверху, выцветшими чернилами накаляканы имя и фамилия. Павел Лешневский. Номер дела, дробь… Синие печати. Вот, значит, я стою, стою, стою. А перед ними в папке валяется моя жизнь. Не читают, не спрашивают, сидят, кто-то кашляет…
Все бессмысленно. Не о чем уже расспрашивать. И никто это не кашляет, а тольуо шмыгает носом, чтобы дерьмо, называемое мозгами, не вытекло между ушей.
Майор потер руки. Ну… вот мы все и устроили.
- Так что, жидок, к Лукашенко съебываешься…
Гражданский потянул майора за рукав. Тот сморщил кожу на лбу.
- А, ну да… - неохотно буркнул он; глянул исподлобья. - Встать! - рявкнул.
Опять же — приказ бессмысленный. Заключенный, с этой минуты лишенный гражданства, и так стоял.
- В силу и так далее, приговаривается к конфискации имущества с целью покрытия расходов на проведение судебного следствия и пропитания заключенного… Сесть!
Он поглядел по сторонам.
- Достаточно! - произнес в пустоту. - И так знают, в чем дело, жиды-жадины…
Гражданские загоготали. Заключенный тоже усмехнулся. Знания, знания, подумал он. А конфисковать нечего, это вам не Хрустальная ночь… Не покроете расходов даже на арестантскую жратву, не говоря уже про билет первого класса в грузовике до Бреста. Увидав его усмешку, майор посинел.
- Судебное разбирательство закончено! - заорал он. - Вывести! И давай, курва, следующего, а то обед на носу, а у нас еще куча работы!
Фродо почувствовал дрожь вплетенных в его ладонь пальцев. Он глубоко вздохнул.
- Зачем я тебе все это рассказываю. - Она стиснула пальцы еще сильнее. - Эх, было-было, да прошло… В конце концов, там меня никто и пальцем не тронул…
Коротышка хрипло рассмеялся, в горле пересохло.
- Ну, может парочку раз, прикладом… Зато я ехал на грузовике, в котором выхлопные газы не направлялись в кузов.
Теперь он невольно стиснул пальцы в кулак.
А чего ты, курва, ожидал, размышлял он, подпрыгивая на неудобном, жестком сидении ʺстараʺ. Ты же всю жизнь об этом знал. Не нужно было ждать, достаточно пойти к стадиону, поглядеть на стены, замалеванные аэрозольной краской: ʺЭй жиды-жидоба, у всей Польши от вас стыдобаʺ.
Или, к примеру, тот говнюк в автобусе у стадиона ʺЛегииʺ, не старше пятнадцати лет, с обритой наголо башкой. Уже цитированный стишок он перемежал громкими Sieg Heil. Пассажиры благожелательно улыбались: ну что вы, детям следует выкричаться…