Сентябрь

Вагнер, не спеша, начал сворачивать свое местоположение. Он стрелял с пяти сотен метров, датчиков не расставлял. Еще год-полтора назад можно было ожидать прочесывающих округу верто­летов, возможно — скорых разведывательных машин. Теперь — уже нет.

Бедный придурок, подумал он. Нет, никакого придурка и не было. Я уничтожаю только чудищ. Теперь они будут сидеть, как мышь под веником, и прятаться при виде подъезжающей телеги. Ко­мандир подразделения составит рапорт о необходимости вычеркнуть танк с учета по причине плохого технического состояния и невыгодности его транспортировки в ремонтные мастерские. К рапорту под­колет протокол о разоружении.

Вагнер усмехнулся. И правда, техническое состояние послужившей машины ну очень резко ухудшилось. А последним документом станет донесение о дезертирстве четырех солдат. Ну что же, случается…

Четырех? Вагнер наморщил лоб. На корпусе двигателя тоже кто-то сидел. Но эту мысль он отогнал. Только чудища.

Работенка непыльная, оплата паршивая. Один патрон Nammo, дорогой как холера, и сейчас его все сложнее было достать, с тех пор, как норвежцы начали потихоньку ликвидировать произ­водство и готовиться к переезду. Десять рублей, сорок баксов. Вагнер перестал подсчитывать. Даже не зная точного курса ʺмусораʺ на черном рынке, он был уверен, что пришлось прибавить своих.

Подсчитывали замасленные, затрепанные боны, поглядывая друг на друга с выражением все большего оскорбления на лицах. При этом они искоса поглядывали на опиравшегося на стену Вагне­ра. Он не опасался того, что его обманут; в конце концов, в Оструви он больше тратил на свиную котлету. Но его веселило их взволнованность.

В косых, бросаемых ежеминутно взглядах Вагнер отмечал все меньше и меньше страха, зато все больше злости и презрения. Вот этого он ожидал, всегда так было.

Тот, что был потолще, с потной, поблескивающей рожей, чего-то буркнул. Ошибся при подсче­те. Клиенты начали считать по-новой, раскладывая банкноты по кучкам, поглядывая все более враж­дебно, со все большей злостью.

Толстяк не выдержал.

- А вы, пан веджьмин, так не пяльтесь, - прошипел он. - Потом пересчитаете, вас мы не обма­нем!

- Мы платим честно, до цента. - У второго было лицо чахоточника, которому осталось несколь­ко дней на земле, который не может себе позволить себе пообедать в благотворительной столовке. Правда это отрицал перстень на безымянном пальце. Раздраженно он бросил смятые боны на одну из кучек. - Мы честно платим! Было бы только за что!

Вагнер смерил его взглядом.

- Проверь-ка! - коротко бросил он.

Спекулянт что-то пробубнил, но взялся за тщательный подсчет.

Это тоже входило в ритуал, во всяком случае — среди такого рода клиентов. Спекулянты и торгаши подозревали всех окружающих в мошенничестве, меряя всех остальных собственной меркой. Вот контрабандисты и бедняки никогда не сомневались.

Ведь не проверят и будут обходить это место, как минимум, месяц. Смысла в этом не было — репрессии уже не случались.

Он и сам над этим не раз задумывался. Вот если бы применяли террор, спалили бы пару де­ревень, расстреляли бы немного народу… Оккупанты ведь знали, что его нанимает. Но нет. Все рас­ходилось тихо; американцы делали вид, будто бы ничего и не случилось. До следующего раза. И од­новременно, за нарушение законов военного времени карали со всей жестокостью. За хождение в лес — пять лет. За третий раз — пожизненное заключение. За торговлю военным имуществом — пуля в лоб, независимо от возраста. Точно так же и за наркотики, что никак не мешало тому, что большинство военных ходило под кайфом круглосуточно. Шумные извещения о казни то одного, то другого командира, который оказывался очередным шефом наркобизнеса, поступали с регулярно­стью времен года. Это тех пор года, что были когда-то: нынешние приходили, когда им вздумается.

Но действия веджьминов не вызывали никаких последствий. Нет, границы патрулировались, за всеми ними старались следить. Выделялись силы и группы прикрытия. На патрулирование опас­ных территорий высылали даже киборгов. Но вот официально ничего не происходило.

Нас нет, усмехнулся Вагнер себе под нос. Мы попросту не существуем, точно так же, как Бел­ки. Иногда лишь случаются необъяснимые инциденты, являющиеся делом безымянных вражеских сил.

Торгаши закончили считать. Страх исчез, его сменили отвращение и чувство обиды. Не говоря ни слова, Вагнер спрятал толстую пачку в карман.

- Пересчитывать не станете?

В голосе спекулянта прозвучало изумление. И надежда на то, что прямо сейчас услышат что-нибудь о взаимном доверии и джентльменских соглашениях. А вот вам фиг.

- Не пересчитаю. - Вагнер одарил их холодной усмешкой. - Еще пятьсот.

Клиенты испуганно переглянулись.

- Ч-чего? - наконец-то выдавил из себя тот, что был потолще.

- Вы слышали. Не хватает пяти сотен.

Под натянутой кожей худого заходило адамово яблоко. Он беспомощно оглянулся, его дружок отвел взгляд.

- Трис… Двести пятьдесят? - попытался он через какое-то время.

Вагнер отрицательно покачал головой.